Любомир Николов - Червь на осеннем ветру

…и он уже с трудом мог сказать, которая из бесконечного числа личностей — его настоящая личность. Он переносился из мира в мир, преодолевая бескрайние, наполненные галлюцинациями пространства. Чтобы найти… Что?

В его голове мелькали обрывки воспоминаний — воспоминаний незнакомых людей, марионеток из каких-то непонятных спектаклей, в которых он был вынужден участвовать. Каждый мир навязывал ему новый облик и новые чувства. Это напоминало ему безумный, бессмысленный театр, главную роль в котором играл Грэм Троол под десятками разных имен — Джон Уилбери, Ганс Кайфер, Рагнар-викинг, кроманьолец Рам…

И каждый раз он вживался в роль. Вспоминал, как, леденея от ужаса, бежал по зыбким берегам в последний день Атлантиды, чтобы добраться до спасательного корабля.

Помнил, как он — кроманьолец Рам — вышел один на один с косматыми людьми и те с ревом и ругательствами на своем примитивном языке набросились на него. Перед его глазами еще играли размахивающиеся каменные топоры, летящие копья, оскаленные полуобезьяньи лица. Его ноздри до сих пор ощущали тяжелый кисловатый запах грязных косматых тел. И еще… Он вспоминал, как дрался жестоко, безжалостно — в нем бушевал кроманьолец Рам, и космонавт Грэм ушел глубоко на дно, захлестнутый простыми законами каменной эры — убей или убьют тебя.

Он помнил ледяные просторы Аляски, по которым едва тащился, натягивая на шее ремень, а на плече у него лежал полумертвый друг. Собак не было — их давно съели. Десны его кровоточили, распухшие от цинги. Он спотыкался на каждом шагу, на каждом десятом падал, а потом долго отдыхал, вдыхая сильно обжигающий ледяной воздух. Их единственной надеждой был далекий порт Юкон, но дотуда было еще сто двадцать миль — сто двадцать убийственных миль под безразличной улыбкой северного сияния…

Помнил безмолвную командную рубку полуразбитой субмарины, привязанных матросов, сидящих на полу, среди струек воды, протекающих через невидимые в красноватом полумраке трещины. В наушниках гудели моторы немецких кораблей, время от времени дальние взрывы жестоко отдавались в барабанных перепонках. Они не смели даже дышать, потому что в этом была единственная надежда — безмолвно лежать на дне и надеяться на выпущенную через торпедный люк «куклу», состоящую из смеси солярки, мятой бумаги, кусочка дерева и рваных матросских тельняшек.

Помнил то раннее, кровавое утро, когда он повел свою сельскую дружину против крестоносцев. Узкое каменное ущелье разрывалось от криков и звона стали, тяжело цокали копыта облаченных в доспехи коней, и с треском падали на землю самоуверенные, надменные рыцари. Страшным был тот день, и немногим из воинства Христова удалось спастись, чтобы рассказать, как мстит отчаявшийся народ за сожженные села, разграбленные амбары и вытоптанные пашни.

Помнил каждый из этих искусственных, бутафорных миров — сейчас он был уверен в том, что они искусственные. Помнил, как снова и снова прибегал к чужим воспоминаниям, только бы не оказаться опять в роли капитана Строгова, римского легионера Луциуса, еретика Джорджо и найти новый мир, может быть, единственный, настоящий, тот, в котором не надо будет играть по правилам, навязываемым ему чужой волей.

В который раз Грэм преодолел еще одну черную дыру, и в глаза ему хлынул яркий свет. Он сжал веки, потом медленно и осторожно разжал их. Новый мир… Но какой? Бессмысленный, как Диснейленд? Жестокий, как старинный Лондон? Или что-то новое?

Его действия стали уже машинальными. Сначала он напрягал память, навязанную ему «игроками», потом ее перезагружал, разрушая старый мир и превращаясь в облако частиц, чтобы пересечь загадочное пространство, преодолеть облака галлюцинаций и открыть окно в новое бытие.

Сейчас он увидит, куда попал.

Радость вспыхнула в его сердце еще до того, как он осознал, где находится. По всему телу разлилось тепло, томление от ощущения, что он вернулся домой.

Он хорошо, очень хорошо знал эту круглую кабину, белый подковообразный пульт, низкие кресла, экраны, циферблаты… Наконец-то он избавился от кошмара и опять попал в свой мир, в свой корабль, в свой космос. Может быть, «игроки», устав от непрерывного сопротивления, решили вернуть ему свободу? Значит, они были не всесильны! Значит, человек мог их победить! Теперь он не боялся ничего. Оставалось лишь проверить координаты корабля, задать ему курс к Земле и доложить о случившемся. Земные специалисты в состоянии дать объяснение эт…