Позади него снова появился Нсоюз времен Арса Стайкра, город, который управлял растущими мощью и влиянием Ииннисфара, который богатствами своими магнетизировал всю Галактику, смонтированный в том виде, в каком разум Арса Стайкра вообразил его два десятилетия назад.
Над лабиринтом ферролиновых каньонов спускался вечер. Солнце садилось. Огромные шары ядерных светильников, зависшие в небе, лили свое сияние на улицы и подъезды, движение по проспектам и магистралям города теперь отличалось новой целеустремленностью. Голос комментатора звучал слишком слабо, позволяя Рапсодии взять на себя эту миссию.
- Ночь, - молодцевато произнес он. - Арс снимал ее такой, какой ее не снимал никто ни раньше, ни позже. Помню, как он пытался объяснить мне, что ночь - это то время, когда город показывает свои клыки. Мы потратили две недели, охотясь за различными резкими тенями. Здесь та же манера с многозначительными деталями.
Тем временем на экране клыкастые тени шевельнулись, когти света нанесли чеканку на тьму боковых аллей. Почти осязаемое нетерпение, похожее на кричащее молчание джунглей, наползало на улицы и площади Нсоюза, даже теперешние зрители смогли ощутить это. Их позы в креслах стали более напряженными.
По ту сторону фасада цивилизации ночная жизнь Нсоюза была примитивно жестока. Юрский период примерял вечернее платье. В интерпретации Арса Стайкра мир этот был по сути своим, мрачным, вместе с похотью и ностальгией, сконцентрировавшихся в течении многих тысяч раз на Ииннисфаре. Индивидуальность терялась как светляки в пустыне, в которой девяносто миллионов человек одинаково страдали от одиночества, стиснутые на скольких-то там квадратных километрах.
Было совершенно ясно, что эти толпы людей, следящие за каждым жестом, за каждым шагом не представляли опасности. Живущие группами они приобрели навыки группового разума. И все они не стали бы лить слез по чему-либо, что имело ценность вне Нсоюза; казалось, единственное, на что они напрашивались - это хорошо провести время.
На экране появились Уверенные - те, кто мог позволить себе приобрести одиночество, кого сопровождали женщины или пневмотанцовщицы. Они проплывали в пузырях над искрящимися проспектами, они насыщались в подводных ресторанах, по-братски кивая проплывающим за стеклянными стенами акулам, они напивались в сотнях кабачков, они сидели, впитывая игру случая. И всегда, при повелительном движении глаза, находится кто-либо, пускающийся на утек, человек, потеющий и дрожащий на бегу. Короче галактический город. Сила всегда должна помнить, что ей следует быть сильной.
Изображение сменилось. Камера проплыла над стариной Янданаггером и принялась исследовать Пософрскую площадь.
Площадь лежала в центре Нсоюза. Здесь поиски удовольствий достигали своего пика. Зазывали, заманивали в конкурирующие аттракционы, полигермафрода подмигивали, напитки текли бесконечным потоком, кинотеатры соперничали с залами ощущений, причудливым и странным манили плавучие суда, ночные пташки двигались грациозно и деловито, тысячи небывалых ощущений - все извращения Галактики - предлагались в награду.
Человечество, здоровое каждой своей клеточкой как никогда прежде, отыскало разнообразнейшие способы, чтобы произвести впечатление на любого.
Рапсодия 182 и здесь не мог устоять перед желанием замолвить свое слово.
- Видели ли вы когда-нибудь такой реализм? - вопросил он. - Обычные люди - такие, как вы, как я - опускаются, устав на время от самих себя, подумайте о том значении, какое окажут эти кадры на Нсоюз! И где же они пребывали все эти двадцать лет? У нас, в наших архивах, забытые, почти что утерянные. И никто их даже не видел, пока я не извлек их наружу!
Большая флейта возразил:
- Я видел их, - произнес он хриплым голосом. - И они слишком грязные, чтобы быть привлекательными для общественности.
Рапсодия оцепенел. На его лице проступили темные пятна. Эти несколько слов точно сказали ему - и всем прочим присутствующим, в каком положении он оказался. Если он будет продолжать упорствовать, то сможет заработать лишь неудовольствие шефа, если же он отступит - тогда потеряет свое лицо.
На экране, позади него, женщины и мужчины толкались у входа на шоу ужаса с эффектом присутствия "Смерть в шестой камере смертников". Над ними - огромное квазиживое изображение человека задыхалось от кашля, опустив голову, вытаращив глаза, разинув рот.
- Конечно, у нас нет необходимости показывать эти непристойности целиком, - произнес Рапсодия, оскалившись, словно от боли. - Я прокручиваю их для вас лишь для того, чтобы попонятнее объяснить вам основную идею. Окончательные детали, разумеется, мы уточним по-позже.
Читать дальше