Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

Из того времени мне вспоминается еще один курьезный случай. Однажды вечером по пути домой я услышал звук приближающейся машины и забежал за угол. Но не успел понять, что оказался здесь не один. Рядом со мной спал огромный сенбернар, голова у него была величиной с лошадиную – не знаю, как я его сразу не заметил. Конечно, он проснулся и цапнул меня так сильно, что вырвал из ягодицы целый кусок. Пес мог меня и вовсе загрызть, но, к счастью, удовлетворился одним куском и убежал. Я захромал домой, но не стал ничего рассказывать родителям – их бы это только расстроило. Укус, однако, был нешуточным, и мне срочно требовалось принять меры. Хотя при свете дня я предпочитал не выходить из дома без крайней необходимости, но тут возникла именно такая – крайняя. Утром я нашел аптекаря, который дал мне шприц и противостолбнячную сыворотку, чтобы я сделал себе инъекцию. Ночью я, как обычно, пошел на работу и встретил там своего начальника, засидевшегося допоздна. Ему я поведал о случившемся. Рассмеявшись, он ответил шуткой, как говорится, на злобу дня: «Уж лучше укус в зад, чем пуля в голову!»

Думать о безопасности нам приходилось беспрерывно. Отец замаскировал вход в одну из комнат под видом обычной стены, как будто никакого входа и вовсе нет. А также поместил за окнами доски, чтобы по ним мы могли перебежать с одной крыши на другую, если придет полиция. Кстати сказать, в какой-то момент число жильцов на нашем чердаке увеличилось. В соседнем доме скрывалась еще одна еврейская семья с тремя детьми. Однажды их родителей забрали, а детям идти было некуда, поэтому мы взяли их к себе. Двух мальчиков – двенадцати и тринадцати лет и десятилетнюю девочку. Моя мама приняла их как собственных детей. Ее доброты хватало на всех.

А потом случилось настоящее чудо – в Брюсселе обнаружился Курт Хиршфельд! Он вернулся сюда, сбежав от французских конвоиров. Мы были близкими друзьями, но теперь стали как братья. Жил он со своим кузеном и его женой-англичанкой. Родных у него осталось мало – родители были убиты еще в Берлине. По вечерам, пока я не уходил на работу, мы снова много времени проводили вместе. Он часто разделял с нами пятничный ужин, появляясь, когда становилось темно и было проще скрыться от патрулей. Мама любила Курта и относилась к нему как к сыну.

Это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, то думаю, что это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе . Об этом я мечтал в те одинокие дни, когда был Вальтером Шляйфом, и в те страшные дни, когда находился в Бухенвальде. В одиночестве и в страхе именно об этом я мечтал – чтобы мы были вместе. И ненадолго – меньше чем на год – эта мечта сбылась…

Через одиннадцать месяцев Курт внезапно исчез. Мы опасались худшего: думали, что его арестовали эсэсовцы. Я очень за него волновался, еще не предполагая, что мне и самому недолго оставалось быть в Бельгии…

Зимним вечером 1943 года, сразу после того как я ушел на работу, моих родителей и сестру арестовали бельгийские полицейские. Предварительно они обыскали наше жилище. Мои родные могли бы сбежать – такое развитие событий являлось предсказуемым! Конечно, времени у них было в обрез, но ведь отец сделал все, чтобы подготовиться к этому! Однако драгоценное время они потратили на то, чтобы спрятать детей в комнате с дверью, замаскированной под стену. Младший мальчик был простужен, и отец дал ему свой носовой платок, велев прикусить его, если захочется чихнуть.

Полицейские знали, что я вернусь, и ждали меня. Я пришел домой в начале четвертого, и в темноте меня встретили девять полусонных полицейских. Я орал, возмущался, называл их предателями, но это на них никак не подействовало. Меня отвезли в штаб-квартиру гестапо в Брюсселе. Мои родные были уже там. Нас с отцом поместили в одну камеру, маму с сестрой – в другую.

И все же в эту ночь нашлось место для маленького чуда: хотя полицейские долго ждали меня в нашем жилище, они так и не обнаружили детей! Потом их приютила другая еврейская семья, и до конца войны они были в безопасности. Много лет спустя я встретился с ними – они проживали долгую и счастливую жизнь: кто-то в Бельгии, кто-то в Израиле. Ум, отвага и самоотверженность моего отца спасли им жизнь.