Эдди Яку - Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме

Главное – сосредоточиться на задаче. Как человеку с техническим образованием мне было известно, что на любой железнодорожной станции у персонала, обслуживающего составы, есть небольшие наборы инструментов с отверткой и гаечным ключом. Когда конвоиры отвлеклись, мне удалось украсть такой набор и спрятать его под курткой. Потом я подошел к машинисту и спросил, через сколько часов поезд прибудет в Германию. Оказалось, через девять. То есть в моем распоряжении было девять часов, чтобы сбежать. Потом ни малейшей надежды на освобождение не останется.

Вдевятером мы – самые худые – по очереди протиснулись в образовавшуюся щель и выбрались из вагона. Выползали словно пауки, судорожно цепляясь за дно вагона, и повисали на кончиках пальцев.

Поезд тронулся. И я принялся за работу: открутил от пола все болты, но не заметил, что половицы сцеплены между собой. Каждая доска прикреплялась к другой шпунтом и пазом, поэтому сдвинуть их было невозможно. Тогда я принялся ковырять пол отверткой. После девяти часов работы мне удалось расшатать лишь две половицы. Времени не оставалось – мы находились примерно в 10 километрах от пересечения границы в Страсбурге.

Вдевятером мы – самые худые – по очереди протиснулись в образовавшуюся щель и выбрались из вагона. Выползали словно пауки, судорожно цепляясь за дно вагона, и повисали на кончиках пальцев. По замедлившемуся движению поезда и свету впереди я определил, что мы вот-вот прибудем в Страсбург, где нас непременно задержат. Я крикнул, чтобы все отцепились, и мы дружно бухнулись на железнодорожный путь, тут же прижавшись к нему изо всех сил. Поезд грохотал над нашими головами, и мы закрывали их руками, понимая, что ослабленные цепи на днищах вагонов могут размозжить наши черепа как дыни.

И вот поезд ушел, и над моей головой осталось лишь высокое небо…

Безопасней всего было разделиться, разойтись в разные стороны, и вскоре все беглецы растворились в темноте. Никого из них я больше никогда не видел. Собравшись с мыслями, я сообразил, в какой стороне находится Брюссель. До него было более четырехсот километров. Дойти пешком – немыслимо. Сесть на поезд на станции – слишком опасно: наверняка арестуют. Поэтому я решил добираться на перекладных: дождаться неподалеку от вокзала первого поезда, идущего в направлении Брюсселя, запрыгнуть в него и до прибытия на следующую станцию спрыгнуть. Иначе было нельзя: на каждой станции солдаты обыскивали поезда. Запрыгивать в поезда я старался глухими ночами. Вот таким образом я за неделю добрался до Брюсселя.

Я отправился прямиком в ту квартиру, которую мне пришлось оставить раньше, чем туда приехали мама с сестрой. Я надеялся, что родители и сестра все еще живут в ней. Сердце замирало то от радостного предвкушения встречи, то от страха, что их там нет. И действительно: в ней поселился другой человек, который ничего о них не знал. Тогда я связался с другом нашей семьи Дехертом: я был уверен, что он подскажет мне, где их найти. Они с отцом дружили много лет, и во времена моего детства в Лейпциге он часто приходил к нам в гости. Каждый год мы обменивались рождественскими открытками. В Брюсселе он занимал должность начальника полиции одного из округов и имел хорошие связи в правоохранительных органах. Отец полностью ему доверял. Они договорились, что, если члены нашей семьи потеряют друг друга, Дехерт всегда сообщит одним, где находятся другие.

Мы встретились в полицейском участке, и он предложил пойти в кафе, где можно было поговорить с глазу на глаз. Он сообщил, что родители скрываются за пределами Брюсселя, и дал мне их адрес. Сестра Хенни, в целости и сохранности, тоже жила с ними. Конечно, в оккупированной немцами стране понятие «целости и сохранности» было относительным. Но что тут можно было изменить? Куда еще податься? Нацисты были уже повсюду.

Этот добродушный католик имел слабое представление о том, что происходит в мире. И не понимал, что укрывать евреев у себя на чердаке незаконно. А может, и вовсе не знал, что такое еврей.