Она решила снова привлечь внимание к сагам, прежде всего к столь любимым ею исландским сагам. По мнению Сигрид Унсет, по сравнению с исландскими сагами ни одному произведению не удалось достичь столь высокой степени реализма, в особенности в изображении детей. Шекспиру до них далеко. Унсет критикует Георга Брандеса, которого когда-то считала учителем; если судить по его анализу детских портретов в литературе, он вряд ли читал старинные исландские саги: «Брандеса почти не интересовала средневековая литература, в которой он мало что понимал». По мнению Сигрид Унсет, даже ведьмы в сагах представляют собой «тип злобной женщины, молодой или старой, встречающийся в скандинавской глуши, то же можно сказать о призраках и сверхъестественных существах» [763] «Scandinavian literature», mai 1943, NBO, MS. fol. 4235.
. К тому же в скандинавской литературе издавна было принято одобрительно относиться к детям, ведущим себя независимым и естественным образом, в противоположность немецкой культуре, где воспевались либо не по годам взрослые книжные черви, либо «забияки — маленькие Гитлеры».
— Подумать только, мам, и тогда писали книжки для мальчиков! — воскликнул одиннадцатилетний Андерс, когда она читала ему вслух однотомное собрание саг Форнальда [764] Fra brev til professor Finnur Jónsson, 9.12.1923. Konglige Bibliotek Kbh.
.
Унсет была искренне убеждена, что саги далеко превосходят популярную литературу и по части увлекательных сюжетов. Теперь она сама писала книгу для детей — «Сигурд и его храбрые друзья». И приводила малоизвестную сагу о Торгильсе {111} 111 Торгильс Аррбейнстьюп — герой «Саги о людях с Болот» и «Книги о заселении земли».
в качестве еще одного примера того, «с каким мастерством древние авторы саг передавали речь ребенка, умели посмотреть на происходящее его глазами. На страницах саг перед нами проходит целая процессия хорошеньких девочек, храбрых, милых, рыцарственных мальчиков, а также трудных строптивцев и настоящих маленьких разбойников» [765] Undset 2007: Essays og artikler, bind 4, s. 88.
.
Больше всего она любила побродить по Бруклинскому мосту, а потом сесть на скамейку и курить, глядя на реку. Однако той зимой мост закрыли для пешеходов в связи с резким увеличением движения речного транспорта из-за войны. Унсет пришлось выбрать для своих прогулок соседние улицы. Ее особенно привлекли лавки итальянских зеленщиков на Блекер-стрит: «А еще здесь можно было приобрести кролика или козленка» [766] Brev til Magny Landstad Jensen 23.1.1948, NBO, Håndskriftsamlingen.
. Обычно она сама готовила себе обед — чаще всего потому, что, когда она заканчивала работу, идти куда-либо было уже поздно. В случае же если удавалось купить у итальянцев кролика, она, практичная по натуре, варила рагу, которого хватало на несколько дней. Тогда можно было работать почти без помех, только время от времени разогревая еду.
Когда не намечалось важных встреч и норвежские журналисты не обращались с просьбами выступить по радио, дни Унсет были заполнены чтением, творчеством, прогулками и «разговорами» с черепахами — писательница купила четырех. Изредка она спускалась в гостиную отеля — обычно чтобы разложить пасьянс. От Ханса вестей почти не было, да и нельзя сказать, чтобы его редкие письма радовали ее. А после налета на Перл-Харбор письма из Норвегии и Швеции вообще перестали доходить. Скрашивали жизнь Унсет маленькие посылки с апельсинами, которые присылала ее новая подруга из Флориды, писательница Марджори Роулингс, а также письма с приветами от Хоуп Аллен, к которым нередко добавлялись цветы и черенки. «Ты не представляешь себе, как я обрадовалась твоим цветам», — не уставала повторять Унсет Хоуп Аллен. В письмах речь чаще всего идет о цветах и суевериях, обсуждается и ход войны. Известно ли Хоуп, что Италии пришлось вывести из обращения марку с Гитлером и Муссолини? Потому что итальянцы почему-то плевали не на ту сторону… [767] Brev til Allen, 7.5.1941, NBO, 348.
Цветы, которые ей присылали, Унсет обычно ставила рядом с фотографиями Андерса и Моссе.
Новости с родины приходили с большим запозданием. Помимо прочего, Сигрид узнала, что Нини Ролл Анкер и Карин Бойе ушли из жизни. Шведская поэтесса, которую Сигрид считала родственной душой, покончила с собой, сведения относительно обстоятельств смерти старинной подруги были довольно противоречивыми. Однако у Нини было слабое здоровье. Оставалось только гадать, скольких друзей Сигрид больше никогда не увидит. Она поверяла свои тревоги и тоску по родине Хоуп Аллен. Тревожиться приходилось не только за старых, но и за молодых. Например, за племянницу Шарлотту и ее жениха Мартина Блиннхейма, томящегося в немецком концлагере. С друзьями Андерса и Ханса тоже могло случиться что угодно — большинство так или иначе участвовали в Сопротивлении.
Читать дальше