Сигрид Унсет: Крест

Пошел уже второй год с тех пор, как Эрленд, сын Никулауса, и Кристин, дочь Лавранса, поселились в Йорюндгорде, когда хозяйка решила сама отправиться летом на сетер.

Она обдумывала свое намерение всю зиму. В Шенне с давних времен утвердился такой обычай, что хозяйка усадьбы сама выезжает на летнее пастбище: когда-то в старину тролли заманили в горы дочь владельца этой усадьбы, и с той поры мать девушки каждый год сама поднималась на сетер. Но в Шенне вообще на все были свои порядки, жители округи давно с этим свыклись и принимали это как должное…

Однако в других больших поместьях не было заведено, чтобы жены владельцев сами управлялись на выгонах. Кристин знала, что, если она отправится в горы, соседи станут дивиться и чесать языки. Господь с ними, пусть себе болтают. Они и без того, верно, чешут языки о ней и о ее семье.

…Все имущество Эудюна, сына Турберга, состояло в добром мече да одежде, что была на нем, когда он взял за себя Ингебьёрг, дочь Никулауса из Лоптсгорда. Эудюн принадлежал к свите Хамарского епископа, и вот, когда епископ приехал сюда, на север, освящать новую церковь, с Ингебьёрг и случилось несчастье. Никулаус, сын Сигюрда, сначала пришел в ярость и поклялся перед богом и людьми, что конюху не бывать его зятем. Но Ингебьёрг разрешилась двойней, и люди, смеясь, говорили, что Никулаусу, видно, показалось накладно быть кормильцем двоих внучат. Вот он и отдал Эудюну дочь в законные жены.

Случилось это через два года после свадьбы Кристин. Жители округи до сих пор не забыли этой истории и по-прежнему косились на Эудюна, как на чужака. Он был родом из Хаделанда и происходил из хорошей, но совершенно обедневшей семьи. В Силе его недолюбливали. Человек он был несговорчивый, нравом крут, памятлив на добро и зло, но в усадьбе хозяйничал умело и вдобавок знал толк в законах. Вот почему Эудюна, сына Турберга, по-своему уважали в округе и, уж во всяком случае, никто не хотел с ним ссориться.

Кристин вспомнила широкоскулое загорелое лицо Эудюна в оправе густых, курчавых рыжих волос и бороды, его маленькие, острые, голубые глазки. Она находила в нем сходство то с одним, то с другим челядинцем из Хюсабю – ей часто случалось видеть такие лица среди слуг и гребцов Эрленда.

Кристин вздохнула. Видно, такому человеку легче утвердиться в родовом имении жены. Ему никогда прежде не приходилось управлять своим собственным…

Всю зиму и весну Кристин наставляла Фриду, дочь Стюркора, которая приехала с ними из Трондхеймской области и была теперь старшей служанкой в усадьбе. Вновь и вновь она рассказывала ей:

Вот так и так водится здесь, в долине, во время летних работ; косцы исстари привыкли к тому-то и тому-то, а к жатве следует приготовить то-то и то-то; впрочем, Фрида, верно, помнит, как сама Кристин делала это в прошлом году. Хозяйка хотела, чтобы в Йорюндгорде все шло так, как было заведено во времена Рагнфрид, дочери Ивара…

Однако прямо объявить, что сама она покинет летом усадьбу, Кристин не решалась. Вот уже две зимы и одно лето хозяйничала она в Йорюндгорде и сознавала, что уехать к осени на сетер – все равно что попросту сбежать из дому.

…Ей ли было не знать, как тяжело приходится теперь Эрленду. Еще на руках у кормилицы он усвоил, что рожден приказывать и вершить свою волю надо всеми и всем вокруг. И если он предоставлял потом другим повелевать и управлять собой, то поступал так, сам того не сознавая.

Держался Эрленд как ни в чем не бывало. Но сердце ее чуяло, что на самом деле он изнывает от тоски. Она сама… Отцовская усадьба в глубине тихой, защищенной горами долины; ровные поля вдоль серебристого русла реки, поблескивающей среди ольховой заросли; крестьянские дома на возделанных землях у подножия гор и нависшие над ними отвесные кручи, вздымающиеся высоко к небу темные вершины; светлые осыпи на крутых склонах и хвойные и лиственные леса, громоздящиеся вверх по крутизне от самой долины… Нет, теперь и ей этот край не казался самым надежным и самым красивым уголком на земле. Здесь не хватало простора. И уж кому, как не Эрленду, должно быть и тесно, и душно, и неприютно в этой глуши?

Но, глядя на Эрленда, никто не мог бы подумать, что он недоволен своей участью…

В тот день, когда в Йорюндгорде выпустили скот из хлевов, Кристин, наконец, объявила о своем намерении – объявила под вечер, когда все домочадцы собрались за ужином. Эрленд рылся пальцами в блюде с рыбой, отыскивая в нем лакомые кусочки, – от изумления он так и замер, запустив пальцы в блюдо и уставившись на жену. Тогда Кристин поспешила добавить, что решается на этот шаг из-за глоточной, которая косит детей в долине; к Мюнану и без того липнет всякая хворь, вот она и хочет взять его и Лавранса с собой в горы.