— Знаешь, две все-таки лучше [426] Hagenlund 1994, s. 77.
.
Однако всегда внимательная Сигрид Унсет заметила, насколько экономной была жизнь семьи, и, наслаждаясь своим положением гостьи, она не забывала оказывать и помощь по хозяйству. А после того как детей укладывали спать, она обсуждала дальнейшую судьбу Улава с Йостой. Ей очень хотелось оставить героя в Англии, признавалась она другу. Она подумывала сделать его членом ордена, который выкупал христиан из плена сарацинов. А что если Улав предложит себя в обмен на пленника?
— Но я ведь ни разу не была в Африке, а как было бы забавно писать о шейхах и тому подобном. Нет, пусть уж продолжает заниматься своими глупостями в Хествикене, — посмеивалась Унсет [427] Hagenlund 1994, s. 77.
.
Писательница так увлекалась, что приготовленный для нее крепкий кофе остывал. Роман об Улаве был простым и актуальным, как и вся средневековая история. Ведь в те времена люди воспринимали требования Господа всерьез, а Господь не был ни добрым, ни покладистым; несмотря на то что Улав пробует сторговаться с ним, у него ничего не получается.
— За все свои страдания он должен благодарить только себя — как и все мы, — подытожила Сигрид Унсет перед тем, как провести остаток ночи за новыми страницами следующего тома.
«Меня не было дома уже почти шесть недель, это мой первый настоящий отпуск с тех пор, как я вышла замуж, — обычно, когда я путешествую, я всегда должна заботиться обо всем и думать за всех», — написала она потом Дее и перечеркнула тем самым другие свои путешествия, например поездку в Италию год назад. Хотя ее и огорчило, что Дея приезжала в Лиллехаммер в ее отсутствие, Унсет переполняла радость: «В этот раз я была гостем у друга счастливой юности, когда я отправлялась в горы только с зубной щеткой, сменой одежды, толстой книгой и сигаретами. Сейчас у него очаровательная молодая жена и пятеро детей в возрасте от четырех до десяти лет. <���…> Мы рыбачили, работали на сенокосе, доили коров, купались с детьми и великолепно проводили время» [428] Undset 1979, s. 204.
. Но Дея едва ли могла воспринять это как прямое приглашение повторить поездку в Лиллехаммер, поскольку дальше Сигрид Унсет писала о навалившихся на нее обязанностях: «горы почты, куча визитов, гостей и никакого покоя».
После благодатных каникул писательнице предстояло совершить финишный рывок. И она понимала, что простым он не будет. Все надежды бедного Улава шли прахом. «По сравнению с ним Кристин была настоящим бойцом, — писала Унсет Йосте, — она всегда добивалась, чего хотела, чертовка!» [429] Undset 1979, s. 204.
Осень, как обычно, заявила о себе огромным количеством работы. «Рождественские журналы придумал сам дьявол, я в этом абсолютно уверена», — делилась она своими сокровенными мыслями с другом [430] Brev til Paasche, 5.9.1926, NBO, 348.
.
Также шел сбор средств в пользу католической общины, и теперь жители Осло были поражены тем, что именитая писательница приглашала всех на лотерею в «Бристоле». Событие получило масштабную огласку; газеты с иронией писали, что для ее читателей-протестантов будет настоящим сюрпризом видеть Сигрид Унсет за таким занятием. Правда, она выставила на лотерею не свои рукоделия, а неопубликованную рукопись третьего тома «Улава, сына Аудуна» и копию своего знаменитого фотопортрета, где была изображена с толстыми косами вокруг головы.
— Его сделали двадцать один год назад, — задумчиво сказала фру Унсет одному журналисту. — Я терпеть не могу смотреть на свои фотографии, но те, которые у меня есть, такие старые, что это уже не играет никакой роли.
Лотерея превзошла все ожидания. Масса любопытных, собравшихся поглазеть на знаменитость, посчитали своим долгом купить лотерейный билет.
В эссе «Летние дни на острове Святой Суннивы», опубликованном в рождественском журнале «Звон колоколов», Сигрид Унсет рассказала о главном событии лета — паломничестве в Селью. Там она бродила меж древних руин бенедиктинского монастыря, поднимаясь по каменистому склону, где Улав Трюггвасон повелел возвести стены обители, которую «Книга с Плоского острова» называла «лучшим творением рук человеческих». Мыслями она уносилась в далекое прошлое: «С площадки перед руинами небольшой церкви открывается вид прямо на море. Внизу глухо рокочет прибой. <���…> Здесь так пусто». Что же правда, а что миф? Была ли Суннива здесь хоть раз? И не потому ли люди теряют свою веру, что Бог кажется таким суровым, что верить в него тяжело? [431] Undset 2005: Essays og artikler, bind 2, s. 281.
«Ничтожность и скоротечность человеческой жизни ощущаются здесь сильнее, потому что, хоть человек и знает о световом годе, расстояниях во вселенной и тому подобном, существует такое, что человеческая фантазия все же не может покорить. Это ощущение переполняет человека, когда он сидит на скале Святой Суннивы и смотрит на море или бродит по ущельям Рондских гор» [432] Undset 2005: Essays og artikler, bind 2, s. 281.
.
Читать дальше