Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

– Итак, в Америке я обживаюсь, а когда смогу отправиться домой, одному Богу известно, – думал горькую думу боцман. – Но делать нечего: остается ждать известий от Остапа Бендера, и надеяться на Бога.

В отеле боцман сдал номер консьержу и, испросив разрешения у администратора, по отельному телефону сообщил свой новый адрес бандиту Винченцо.

Выслушав боцмана, дон Винченцо опять предупредил его:

– Помните, мистер Сухомлин, никаких неожиданных поступков! Ждите моих указаний!

– А что мне остается делать? – ответил боцман и положил трубку.

А тем временем, на восемнадцатый день пути сухогруз «Виктория», преодолев Атлантику и Средиземное море, вошел в воды Черного моря, а еще через двое суток пришвартовался в грузовом порту Черноморска.

Получив у капитана расчет, матросы Степан Кошкин и Константин Кондиллаки покинули судно и ступили на сушу. Присев на деревянную скамейку на припортовой площади, они принялись составлять план дальнейших действий по освобождению юного мафиози Карло из тюремных застенков.

– Тюрьмы, или другого специального заведения, где отбывают наказание осужденные преступники, – рассуждал Остап Бендер, – в Старгороде нет, – значит, наш юный друг может содержаться в камере предварительного заключения в местном отделении милиции. Но это возможно лишь в том случае, если суда еще не было и он находиться под следствием. Если это так, то наша задача значительно облегчается: из милиции освободить человека гораздо проще, чем из лагеря, или тюремной камеры.

– Да, я с вами согласен, мистер Бендер, – поддержал спутника Кондилаки. – Мне довелось побывать и милицейской камере, и в тюрьме. В милиции камера, практически, не охраняется: и за входом в отделение милиции, и за камерами предварительного заключения наблюдает один дежурный милиционер, а замки на камерах всегда старые и запросто открываются гвоздем. Но если нашего несчастного Карло уже отправили в тюрьму, то освободить его будет очень трудно: места заключения осужденных обнесены высокими стенами, колючей проволокой, а на смотровых вышках круглосуточно дежурят специально обученные вооруженные "вертухаи".

– Но делать нечего, – перебил его Остап, – надо отправляться в Старгород и там действовать по обстановке.

В это время к ним подошел кок английского сухогруза Стивен Гринет, который получил у капитана увольнительную на берег до полуночи.

Надо сказать, что грек Константин Кондилаки, за время пребывания на английском сухогрузе личностью корабельного кока не интересовался и имени его не знал. Исходя из этого, капитан Сэм Смолл и Остап Бендер договорились представить кока греку, как русского подданного латышского происхождения Рудольфа Бразаскиса, проживающего постоянно неподалеку от Старгорода. Также греку сказали, что кок по прибытию в Черноморск списан на берег в связи с окончанием контракта.

– Насколько мне известно, – обратился к бывшим матросам новоиспеченный Рудольф Бразаскис, – вы отправляетесь в Старгород, и мне с вами по пути, ибо мой дом находится в нескольких милях от этого славного города. Так что, я с вами!

Константин Кондилаки приблизился к Остапу и тихо произнес ему на ухо:

– Вот, навязался на мою голову: только мешать нам будет. Может ликвидировать его?

– Не сейчас! – прошептал в ответ Остап. – Для реализации нашего предприятия понадобятся значительные средства, которых у нас нет. А у кока, насколько я успел заметить, имеются немалые сбережения, которые мы постараемся использовать для достижения нашей цели. К тому же, у этого субъекта имеются связи среди местных уголовников, которые за деньги найдут нужного человека и под землей. Так что, пусть пока едет с нами, а ликвидировать его мы всегда успеем.

– А сейчас, отправляемся на железнодорожный вокзал, – обратился к спутникам Остап.

– Поедем на поезде? – спросил грек.

– Нет, на замечательном американском лимузине, – ответил Остап. – На вокзале я надеюсь найти старого друга, которому поручил своего железного коня. – И печально подумал: – С этого коня и начались все беды…

До железнодорожного вокзала доехали на весело звенящем трамвае. На Черноморском железнодорожном вокзале, как на всех вокзалах и станциях, было шумно и суетно; привокзальная площадь утопала в пышных южных каштанах и платанах. По площади с криками "Берегись!", толкая доверху груженные чемоданами и кошелками тележки, двигались бородатые носильщики в черных хромовых передникам с медными бляхами. Между суетящимися пассажирами мелькали стайки пестрых цыганок с черноглазыми младенцами на руках. Цыганки хватали пассажиров за руки и, приговаривая: " Позолоти ручку, красивый, все тебе расскажу: кто тебя любит, что было, что будет", уводили растерявшегося пассажира в сторонку, брали его в кольцо и, галдя без остановки, доводили его до полного одурения и "золотили" свои ручки.