Борис Леонтьев - Триумф великого комбинатора

Сознаюсь, на акватории тела (правомочность сего словосочетания зиждется на общеизвестном факте: на более чем девяносто процентов организм любого человека, кроме, разве, что поднесь живейшего изо всех живых Мавзолеича, состоит из воды) у меня отсутствует наколка с расхожим, можно даже сказать, классическим текстом "Нет счастья в жизни". И уверен: подобной татуировкой я уже не обзаведусь, – по крайней мере, добровольно, то бишь не под пыткой, и это – в обстановке крепчания маразма этой самой жизни с каждым финансовым кварталом – в масштабе как всей "новой" России, так и одного, отдельно взятого, а вернее, кинутого россиянина.

Нет, я не женился удачно (мне это ни к чему: во-первых, уже женат и, во-вторых, достаточно стар), не получил ни "счастьеносного" письма – любовного от какой-нибудь Татьяны, делового – с предложением что-то возглавить или кого-то (шутка!) обезглавить (все возможное уже, увы, возглавлено и обезглавлено), – ни наследства через Инюрколлегию ниоткуда с Запада и Востока. А не буду я "накалываться" по той простой причине, что познал, пусть маленькое, но как мне представляется не сомнительное счастье: первым из всех землян (после автора, разумеется) прочитал еще, что называется, тепленький роман Бориса Леонтьева "Триумф великого комбинатора". А это, как бы там ни было и как читатели уже прояснили, – пролонгация романа "Золотой теленок", который последний сам, в свою очередь, является продолжением "Двенадцати стульев". Как говорится, не "хухры-мухры"! Да явится и для вас лежащая сейчас перед вами книга неким физическим воплощением некоего счастья! и да пообширней будет акватория тел, свободная от тавро вышеупомянутого классического содержания!

Несомненно, "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" произведения произведений, "вечные книги" (термин принадлежит газете "Комсомольская правда"). Разумеется, к вечным по праву должны быть причислены и другие избранные книги – сочинения писателей разных стран и народов. Поколения за поколением знакомятся с этими бессмертными и бесценными творениями человеческого разума, черпая из их энергетики пищу для души, сердца, интеллекта. Недаром же они – "вечные".

Но, как ни крути, а каждая книга – выдающаяся ли, заурядная – все равно – "вещь в себе", и, сколько ее не перечитывай, – сюжет не сдвинется ни на йоту от установленного в ней конца, персонажи, попавшие в данный переплет, палец о палец не ударят для свершения хоть самой малости сверх ими уже свершенного. Они лишь будут вечно, по кругу, повторять одно и то же. С этой точки зрения, все персонажи всей мировой литературы – не кто иные, как манекены, куклы и даже сильнее сказать – мульти-пультяшки. А как хочется заглянуть вперед, дальше, постичь будущую судьбу героев, которые тебе любы, интересны, даже пусть страшны (если, конечно, авторы произведения оставили их жить, а не погубили одного за другим, как и поступили с великой толикой своих персонажей, скажем, Шекспир и Расин)...

И в полку писателей находятся такие, кто, подспудно уловив чаяния читателей, оживляют персонажей мульти-пультяшек. Такими сочинителями движет, думается, не только жажда "вернякового дивиденда" и честолюбие. Несомненно, им безумно интересно конструировать продолжение жизни известных на весь свет литературных героев. При этом, конечно, внимания и чести со стороны "продолжателей великого дела" удостаиваются книги лишь самые читаемые, популярные, – "вечные". Так, некий граф Амори написал за Боккаччо вторую серию "Декамерона", Иммерман, Бюргер и наш Влодавец продолжили описание похождений барона Мюнхаузена Распэ, Хозарский – Тартарена из Тараскона Додэ, Честертон -Дон-Кихота Сервантеса; заставил вновь заржать ершовского Конька-Горбунка Потапов. Лавры Даниэля ощипали в семи местах -Ружемон, Гофман, наш Голуб и еще четверо писателей-эпигонов рвали очерченный мэтром круг приключений Робинзона Крузо. Не обделен вниманием, вестимо, и бравый солдат Швейк; в "реанимационной мастерской" имени Гашека, подарившего этого неисправимого оптимиста миру, поработали с засученными рукавами чех Ваняк и русский Слободской. И это – еще далеко не все известные нам прецеденты пролонгации "вечных книг".

Ну, а что же Ильф и Петров? – с их великим комбинатором? С Остапом Бендером, чьим поистине бессмертным образом буквально пропитаны атмосфера, воды, недра нашей планеты? Неужели?.