Сергей Зверев - У расстрельной стены

«Смотрит, что пишу, шейку вытягивает, глазками бегает, — бросая исподлобья короткие взгляды на Корнеева, думал Матвей. — Преподаватель, мать твою, привык за студентами присматривать. А ручки-то суетятся, колени поглаживают. И пальцы дрожат. Дрожи, дрожи… Куда же ты, старый дурак, влез, а? Что ж тебе спокойно-то не жилось? Всех, можно сказать, под монастырь подвел, гад! О жене, о дочери хотя бы подумал, сволочь. Так ведь нет, враз всем жизнь поломал, сука такая!»

Закончив оформление бумаг, он аккуратно положил ручку рядом с чернильницей, достал из пачки «Беломора» папиросу, закурил и, выпуская в сторону струю дыма, вызвал конвойного.

— Сейчас вас, гражданин Корнеев, отведут в камеру. Правила внутреннего распорядка и все остальное вам объяснят, — сухо произнес Матвей и небрежно кивнул вошедшему сотруднику: — Можете уводить!

Привычным движением вдавливая окурок в донышко грязной пепельницы, он посмотрел вслед Корнееву. Отметил узкие плечи, заметную впадину на худой морщинистой шее, седину, из-за которой русые волосы казались серыми, и, чувствуя, как внутри потихоньку тает-растворяется злость на этого, скорее всего, уже почти вычеркнутого из списков живых мужчину, а ее место заполняет некое подобие жалости, подумал: «Черт бы тебя подрал! Свалился на мою голову… Не дай бог…»

На следующий день, ближе к вечеру, Дергачев встретился с Лизой — по понятной причине идти именно на это свидание ему очень не хотелось, но и до бесконечности оттягивать неминуемое было просто невозможно.

Матвей хмурился, курил папиросу за папиросой и злился на себя, на Лизу и на весь мир сразу — за то, что вместо ясных и вразумительных ответов на все вопросы ему приходится бубнить что-то невразумительное, изворачиваться и врать.

— Тебе удалось узнать что-нибудь? — Взгляд девушки был требователен, и светилась в нем некая робкая надежда на то, что вот сейчас ее любимый улыбнется и скажет, что все хорошо, отца, конечно же, арестовали по ошибке и скоро он, как ни в чем не бывало, вернется домой.

— Лиза, ты пойми, я ведь не нарком, а всего лишь простой шофер, — устало пожимал плечами Дергачев. — Или ты думаешь, раз я служу в НКВД, то вот так запросто могу заходить в любой кабинет и вопросы задавать? Да ни черта я не могу! Поспрашивал я у знакомых ребят — из тех, кто сразу начальству доносить не побежит. Толком, можно сказать, никто ничего не знает. А на следователя у меня никаких выходов нет. Знаю только одно: арестовали его по «пятьдесят восьмой», а статья эта, как известно, серьезная. Так что все может случиться. Все, понимаешь?

— А если отца посадят, — Лиза нажала голосом на «посадят», делая вид, что не поняла, да и не желает понимать более чем открытого намека, — то что будет с нами — с мамой, со мной? Нас тоже арестуют?

— Не знаю. — Матвей с досадой отшвырнул окурок и тут же принялся прикуривать новую папироску. — Если мама твоя ни в чем не замешана и ни о чем таком знать не знала, то, может быть, и обойдется. Ну, разве что выслать из Москвы могут. Да не знаю я, Лиза! А ты? Ты же ведь ничего такого — в смысле, о делах отца?

— Нет, — горько усмехнулась девушка, — как ты говоришь, ничего такого я не знала. Папа не посвящал меня в свои дела. Делиться какими-то сокровенными мыслями и тайнами в нашей семье просто не принято.

— Ну вот, видишь! — Он попытался ободряюще улыбнуться, получилось неважно. — В таком случае, думаю, вам с матерью бояться нечего. Да и с отцом твоим, может, еще и обойдется…

— Да, наши славные органы, конечно же, разберутся. — В голосе Лизы сквозила холодная ирония, а в глазах Дергачев увидел отчуждение и недоверие. На минуту-другую повисла тягостная пауза, после чего девушка, словно вспомнив о чем-то важном, быстро поднялась со скамейки и, не глядя на Матвея, произнесла: — Извини, мне пора. Да и тебе, наверное, на службу надо. Если что узнаешь, позвони, пожалуйста, хорошо?

— Да, конечно, — скрывая вздох облегчения, торопливо кивнул Дергачев. — Ну, я тогда пойду? А то и в самом деле опоздаю. А начальство этого ох как не любит!

— Матвей… Я ведь никогда не спрашивала о твоей работе. Скажи, а ты тоже по ночам людей арестовываешь? Я имею в виду — возишь тех, кто врывается в квартиры, делает обыски, все вверх дном переворачивает и… людей в тюрьму увозит?

— Нет, — честно ответил он, — на аресты я не езжу — у меня другая работа.

Расстались без обычных и таких естественных для влюбленных поцелуев — Лиза просто сделала вид, что не заметила потянувшегося к ней Матвея. А еще через несколько минут он уже торопливо шагал в сторону трамвайной остановки, дымя неизменной «беломориной».