Сергей Зверев - У расстрельной стены

Матвей ждал этого звонка. Ждал и боялся. И надеялся, что он не прозвучит, хотя и понимал, что все его надежды — всего лишь смешная глупость и самая обычная трусость. Конечно же, в этой ситуации Лиза обязательно должна была позвонить ему — кому же еще…

И томилось-немело все внутри, и разрывали душу тоска, отчаяние и сознание собственного полного бессилия и невозможности что-либо изменить. Сейчас от него решительно ничего не зависело — бездушная машина с ее стальными шестеренками была сильнее. И при всем желании сделать Дергачев ничего не смог бы, кто он против Системы? Так, даже не мелкий винтик — крохотная пылинка.

Хотя, пожалуй, и размышления о жестокости бездушной машины являлись не более чем уловкой и жалкой попыткой оправдать свое бездействие. Самому-то себе в глубине души Матвей мог признаться честно: даже если бы он носил знаки различия комиссара Государственной безопасности, то и в этом случае предпринимать ничего не стал бы. И причина такой позиции была проста и понятна: отец Лизы, Георгий Владимирович Корнеев, был арестован по «контрреволюционной» 58-й статье. Взяли папашу, по мнению Дергачева, вполне справедливо, и, скорее всего, его вина впишется в пункты три и четыре: «Сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями…» Что за это чаще всего бывает, известно: расстрел. И хорош он был бы чекист, если бы бросился сейчас оправдывать-выгораживать и спасать врага народа!

Больше всего сейчас Матвею хотелось отбросить все тягостные мысли, выпить стакан водки, упасть на кровать и с головой накрыться одеялом — как в детстве, когда уютная темнота казалась надежной защитой от любой беды и напасти…

Заплаканный и растерянный голос Лизы бился в трубке и ждал ответа. Он долго молчал, понимая, что пауза становится, как сказала бы Адель Карловна, просто неприличной, потом все-таки выдавил:

— Я понял. Ничего не предпринимай! Ничего, поняла? Я попробую все разузнать — что там и как. Тогда и позвоню. Жди…

Дергачеву не надо было ничего узнавать — он и так уже, по сути, обо всем случившемся прекрасно знал.

Накануне Матвей, как обычно, отправился на службу. Поздно вечером к нему подошел хмурый и злой Мангулис и, дыша запахом свежего табачного и застарелого водочного перегара, буркнул:

— Сегодня для тебя работы нет, можешь отдыхать! А чтобы служба медом, так сказать, не казалась, поможешь арестованных оформлять, зашиваются мужики, не успевают со всей этой чертовой писаниной. Прямо сейчас и иди, там как раз парочку свеженьких привезли. Из теплых постелек сволочей выдернули. И это правильно — ночью человек пугается легко, соображает хуже и сговорчивость быстрее проявляет!

Матвей, поскрипывая пером, заполнял стандартные бланки, задавая обычные в подобных случаях вопросы, и на сидящего перед ним арестованного старался не смотреть. Да и кого там рассматривать-то — типичный интеллигентик! Худой, роста среднего, чуть сутуловатый, волосы с заметной сединой. Взгляд, понятное дело, встревоженный, испуганный. Конечно же, нервничает, хотя на вопросы отвечает грамотно, четко и точно, не переспрашивая и не задавая идиотских вопросов.

— Так, значит. — Дергачев пытался держать себя в руках и хотел, чтобы голос его звучал сухо и безразлично, но получалось не очень, он постоянно ловил себя на мысли, что сидящий перед ним немолодой растерянный мужчина вызывает в нем острую неприязнь, — гражданин Корнеев Георгий Владимирович, 1891 года рождения, служащий… Место работы… Проживаете по адресу… Серпуховская застава… Так, теперь тут: не был, не состоял, не участвовал… Семья: жена, дочь. Родственников за границей не имеете… Все правильно?

— Да, товарищ следователь, все верно.

— Я не следователь. И вам не товарищ. К сотрудникам следует обращаться «гражданин», привыкайте!