Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Блещет молния — ловит добычу
Лев, рванувшийся наперехват.

Блещет молния — фокусник пляшет,
Машет факелом, весел и рад.

На лугу пробиваются травы
И цветы, распускаясь, горят,

Ожидая дождя, что превыше
Наслаждений любых и отрад.

И поток низвергается щедро —
Это сыплется дождь, а не град,

И земля щеголяет в зеленом
Новом платье — без дыр и заплат.

Словно ковш, наклоняется небо,
Брызжут капли, стучащие в лад.

От воды захмелевшие ветви,
Полупьяно шатаясь, шумят,

И усталая туча уходит,
И ее невозможен возврат.

В небе светится огненный сокол
И с восхода летит на закат.

День — балованный ребенок,
Что немногим старше года,—

То хохочет, то рыдает.
Неустойчива погода!

Но плывет в порывах ветра
Запах мускуса и меда,

И не дождь идет, а жемчуг
Ниспадает с небосвода.

Как трудно плыть! Морские волны
Плохое средство от невзгод.

Растут валы, гонимы ветром,
Бегут с заката на восход.

Но тяжелей всего — забота,
Что гонит в море и гнетет.

Ручей перебирает камни —
Журчит веселая струя.

То извивается и блещет,
Скользит и вьется, как змея,

То, словно птичье оперенье,
Горит, искрится, серебром,

То, радугой переливаясь,
Узорным стелется ковром.

Ручей — как сжавшая поводья
Лихого всадника рука.

Ручей — как льющиеся слезы,
Когда утрата велика.

Ручей! Твой голос мне понятен.
Журчи без умолку, спеша.

Ты — жив. Ты — дышащее тело.
В котором властвует душа.

Разлейся, землю орошая,
Одушевленный ток воды,

И мы увидим, как пустыни
Преображаются в сады.

И мы увидим — поселенцы
Нахлынут к берегу толпой,

А звери никогда не будут
Сюда спешить на водопой.

Мы рано утром в сад приходим,
И прямо — к берегу ручья.

Отполированная солнцем
Вода — как лезвие меча.

Ручей сверкает, отражая
Движенье каждого луча,

В тени раскидистых деревьев
Поблескивая и журча.

У нас вино в глубоком кубке,
И все мы — пленники вина.

Мы пьем пылающую жидкость
До опьянения, до дна,

И чаша ходит круговая,
До края самого волна,

И плещет пенистая влага,
И нас качает, как волна.

О, сок лозы, отборный, первый!
Кувшин шатается, хмельной,

И сад, застенчивость отбросив,
Шумит, как собутыльник мой,

И ветки юные ломает
Повеса ветер озорной,

И дождь, как голос примиренья
Звучит над пьяной кутерьмой.

Висят на ветках апельсины —
Литого золота шары.

Цветы пылают, словно свечи,
Росой предутренней поры.

Поют, захлебываясь, птицы,
Самозабвенны и пестры,

Как будто голос аль-Гарида {362} 362 Аль-Гарид (умер около 716 года) — один из выдающихся средневековых певцов,
Пьянит мединские шатры.

Поют, как Мабад {363} 363 Мабад — прославленный хиджазский певец VII–VIII веков. незабвенный:
Рулады льются, как ручьи.

Поют с рассвета до заката,
Воркуют, свищут соловьи.

И пусть желанья обновятся,
Надежды сбудутся мои.

Дрожу, как дерево под ветром
Изнемогаю от любви.

На пирушках друзей я сидел, — сколько раз
До утра не смыкая слезящихся глаз.

Сколько раз среди юношей черноволосых
Восседал я — единственный, кто седовлас.

Я ни капли не пил из веселого кубка
Ни в начале пирушки, ни в утренний час —