Любовная лирика классических поэтов Востока
Переводы с арабского, персидского, турецкого
Составление и вступительная статья Михаила Курганцева
Иллюстрации Равила Халилова
«Говорите только о любви…»
1
Удивительным свойством обладает любовная лирика прошлого — какой-то особой, непостижимой независимостью от времени, почти абсолютной неувядаемостью. Самые старые по возрасту строки любви, созданные тысячелетия назад безымянными поэтами Древнего Востока, эллинкой Сафо, римлянами Катуллом и Овидием, воспринимаются в XX веке как отзвуки чувств, по сути своей таких же, как наши.
Дань времени платят неизбежно все, даже самые славные творения духа, но для стихов о любви она минимальна или ее нет совсем. Лирические герои здесь — наши живые собеседники, порой наши двойники, почти мы сами. Вся полнота переживаний, породившая эту лирику, доступна нам и зачастую изведана нами. И голос влюбленного поэта, звучащий из невообразимой дали времен, по-своему и щедро помогает восполнить сегодняшний дефицит счастья.
Почему это происходит — сразу ответить трудно. Борис Пастернак в «Замечаниях к переводам из Шекспира» пишет: «В ряду чувств любовь занимает место притворно смирившейся космической стихии. Любовь так же проста и безусловна, как сознание и смерть, азот и уран. Это не состояние души, а первооснова мира… Самое высшее, о чем может мечтать искусство, — это подслушать ее собственный голос, ее всегда новый, небывалый язык».
И, видимо, высокая степень овладения этим небывалым языком, ритмом и мелодиями этой безначальной космической стихии и есть причина того, что старинные стихи о любви проникают, не постарев, не став уважаемой музейной окаменелостью, к новым народам, в новые эпохи, звучат в переложении на новые наречия, передают свою жизненную силу и красоту новым и новым поколениям любящих и любимых.
Думаю, что в полной мере мы можем это сказать и о средневековой любовной лирике народов Востока, написанной на арабском, персидском, турецком языках. Создавалась она поэтами стран, расположенных на огромном пространстве — от предгорий Гималаев до берегов Атлантики. Стихи, представленные на страницах этой книги, охватывая более двенадцати столетий — период с VI по XVIII век, — тем не менее восходят, на наш взгляд, к одному общему литературно-творческому источнику, из которого вплоть до наших дней черпают мастера поэтического искусства, пишущие о самом человечном из всех человеческих чувств.
…Седьмой век нашей эры. Аравийский полуостров. Юноша Кайс ибн аль-Мулаввах из племени Бену Амир слагает стихи о своей несчастной любви к Лейле, которая отдана в жены другому. Бедуинские поэты Аравии издавна воспевали любовь. Но не знающая пределов страсть к одной-единственной и никем не заменимой женщине, охватившая Кайса и воплотившаяся в его стихах, — нечто дотоле неслыханное, не имевшее аналогий и прецедентов ни в жизни, ни в поэзии.
Любовь эта представляется современникам поэта безумным наваждением, тяжелой болезнью души. Родичи увозят Кайса для исцеления в Мекку, к священному черному камню — Каабе [1] Кааба — важнейшая исламская святыня: «черный камень» в Мекке.
. Но вместо мольбы об избавлении от недуга поэт обращается к богу со стихами, в которых просит не лишать его любви к Лейле, «не исцелять больного», не отлучать от самого важного, по его убеждению, священного завета — любить, от самого бесценного дара, какой может выпасть на долю смертного, ибо он не в силах — не может и не желает — отречься от своего всепоглощающего чувства. «Болезнь» неизлечима, она остается с поэтом до самой кончины. Кайс навсегда входит в арабскую поэзию, а затем и в литературу множества народов под именем Маджнуна — «обезумевшего от любви».
Маджнун — герой бесчисленных и разноязыких песен, стихов, фольклорных повествований. О его любви к Лейле сложены поэмы великими творцами литературы Востока — Низами, Дехлеви, Джами, Навои. В наше время ему посвятили поэмы Аветик Исаакян и Луи Арагон. Имя Маджнуна давно — на Востоке и на Западе — стало нарицательным: так называют верного влюбленного, охваченного неисцелимой страстью.
В чем причина столь поразительного бессмертия юного бедуинского поэта? Вероятно, в том, что любовь Маджнуна, запечатлевшись в поэтическом слове, стала удивительным нравственно-эстетическим открытием — в конечном счете для всего человечества.
Читать дальше