Аристофан - Женщины в народном собрании

Все это превосходно мы обдумали.
Но вот чего не рассчитали: как же мы
Подымем руки при голосовании?
Ведь только ноги задирать учили нас.

Вопрос мудреный. Все же, голосуя, нам
Поднять придется руку обнаженную.
Ну так! Рубахи подтяните поясом
И подвяжите башмаки лаконские.
Ведь все видали, как мужья в собрание
Идут, как важно выступают из дому.
Когда ж со всем как следует управитесь,
Так нацепите бороды. Старательно,
Плотнехонько приладьте к подбородку их,
Плащи накиньте сверху вы, те самые,
Что у мужей стащили. В руки посохи
Возьмите и бредите! Пойте песенку
По-стариковски, словно ковыляете
Вы из деревни!

Ясно все, давайте ж мы
Пойдем вперед! Из сел другие женщины
Прибудут прямо к Пниксу.

Поспешим, а то,
Кто не поспел на Пникс забраться поутру,
Домой уходит, не добыв и гвоздика.

Пора в поход нам выступать, мужи, такою кличкой
Себя привыкнем называть и, чур, не ошибаться!
Опасность очень велика: ведь вдруг проговоримся
Про смелый замысел, в ночи рожденный и во мраке.

Мужчины, эй, к собранью поспешим, не мешкая!
Законник [21] Законник – собственно, фесмофет, один из архонтов, следивший за раздачей денег после народного собрания. давно грозил:
Кто с первым лучом зари
В пыли не придет на Пникс, –
Чесночная грусть во рту,
Горчичная злость в глазу, –
Тому ни гроша не даст.
Эй, Харитимид, [22] Эй, Харитимид… – Женщины называют себя мужскими именами (Харитимид, Смикиф, Дракет). живей,
Смикиф и Дракет, скорей!
Спеши, нажимай, эй!
Должны начеку мы быть,
Чтоб верную взять струну,
Не выдать притворства.
Сперва свой жетон возьмем, [23] Сперва свой жетон возьмем… – по жетону после окончания собрания выплачивались деньги. Опоздавшие не получали жетонов, а следовательно, и денег.
Усядемся тесно в ряд,
Поближе одна к другой,
Чтоб в голосовании
Согласными быть во всем
С веселой толпой подруг…
Нет, нет, не подруг – друзей,
Так зваться мы будем.

Так затолкаем мы взашей щеголей из города.
Пока выдавали им,
Пришедшим в собрание,
По грошику на душу,
Сидели за печкою,
Болтали, надев венки.
Теперь с ними сладу нет.
В пору, когда был еще
Храбрец Миронид могуч,
Никто не посмел бы
Родимой стране служить
И денежки класть в карман.
Но всяк приходил на Пникс,
В котомке неся с собой
Баклажку, да хлеба кус,
Да лука головки две,
Да горстку оливок.
Теперь по три гроша им
Выкладывай, словно бы
Служили не городу,
А глину месили.

Что за напасть! Куда супруга сгинула?
Часы идут к рассвету, а ее все нет.
И вот лежу, давно в желудке колики,
Во тьме и башмаки никак не сыщутся,
И не видать накидки. Сколько ощупью
Ни шарил, все без пользы. В дверцу заднюю
Урча стучится друг запор. Придется взять
Исподнюю юбчонку у супружницы
И эти туфли нацепить персидские.

Но где бы, где усесться поспокойнее?
Да говорят, все кошки ночью серые.
Никто и не приметит, как присяду я.
Беда, беда мне! Старый на молоденькой
Женился! Бить меня за это следует!
Не за добром в полночный час ушла она
Из дому. Но сходить мне надо все-таки.

Да это кто? Никак Блепир, соседушка?

Он самый, Зевс свидетель!

Расскажи, прошу,
Во что ты это вырядился желтое?
Кто вымарал тебя, уж не Кинесий ли?

Да нет же, выходя, напялил платьице
Жены моей, шафранное, домашнее.

А где ж твоя накидка?

Сам не знаю, где:
Как ни искал в постели, не нашел никак.

А у жены спросить не догадался ты?