Аристофан - Женщины в народном собрании

Затем взял слово Эвеон, [30] Эвеон – лицо неизвестное. блестящий ум.
Он вышел голым, так нам показалось всем,
И сам сказал, что у него накидки нет,
И стал такою речью завлекать народ:
«Глядите все, ищу и я спасения
Драхм на сто или даже меньше. Все-таки
Я вам открою, как спасти отечество.
Пусть сукновалы выдадут всем гражданам
Плащи потолще перед равноденствием.
Тогда никто у нас не схватит насморка.
А у кого ни тюфяка, ни войлока,
Пускай, помывшись хорошенько, ляжет спать
У скорняка, а если тот захлопнет дверь
В лихую стужу, взыщем пеню шкурами».

И правильно, свидетель Дионис. Никто
Такого не отвергнет предложения.
Добавить надо, чтобы люду бедному
Зерна давали по три меры хлебники [31] Хлебники – имеются в виду крупные коммерсанты, в больших количествах скупавшие муку, а затем пускавшие ее в оборот по высоким ценам.
Для пропитанья. И казнить ослушников!
С паршивца Навсикида [32] Навсикид – один из «хлебников». нам хоть шерсти клок.

Затем вскочил мальчишка прехорошенький,
Лицом как сливки бел, похож на Никия, [33] Никий – вероятно, внук известного политического деятеля Никия, погибшего в Сицилии.
И речь к народу начал, убеждая всех
Бразды правленья предоставить женщинам.
Тут завопили, заорали «Правильно!»
Сапожники с лицом, как молоко. В ответ
Крестьяне бурю подняли.

И правильно!

Но оказались в меньшинстве. Тот криком взял
И продолжал всех женщин прославлять. Тебя ж
Бранил ужасно.

Что сказал?

Сперва, что ты
Мерзавец.

Так, а кто же ты?

Не спрашивай!
Потом, что вор ты.

Я один?

Свидетель Зевс!
И клеветник.

Все я один?

Свидетель Зевс!
Все скопом негодяи.

Что уж спорить тут.

А женщины, сказал, созданья скромные,
Хозяйственные, тайн о Фесмофориях
Они не станут разглашать, а мы про все,
Что на Совете было, разболтаем вмиг.

Клянусь Гермесом, это правда чистая!

Еще сказал: друг другу в долг дают они
Плащи, посуду, серебро и золото,
Наедине и вовсе без свидетелей, –
И платят долг, зажилить не пытаются.
А мы таким обманом не гнушаемся.

И перед очевидцем отпираемся.

Хвалил он женщин за другое, многое:
Сутяг меж ними нету и доносчиков,
И смут не вносят в город. Всех похвал не счесть.

А как решили?

Женщинам всю власть отдать.
Одно лишь это, дескать, не испытано
В Афинах.

Что ж, на том и порешили?
И будут нынче всем они заведовать,
Что выполняли граждане?

Вот именно!

И в суд пойду не я уж, а жена теперь?

Детей не ты прокормишь, а жена теперь!

На жизнь поутру плакаться не мне теперь?

Отнюдь, все это нынче – дело женское.
А ты лежи в постели и в кулак свисти.

Опасно лишь одно моим ровесникам:
А вдруг, кормилом завладевши города,
Они принудят нас насильно…

Что еще?

Их прижимать.

А что, когда не в силах ты?

Без завтрака оставит.

Постарайся же,
Сумей, дружок, и прижимать и завтракать.

Ужасно! Через силу?

Все, что городу
Идет на пользу, долг мужчины выполнить.
К тому же есть старинное поверие:
Нам всякое решенье бестолковое
На счастье, на удачу повернет судьба.
Великая Паллада, боги милые,
Спасите нас и ныне! Будь здоров!