Unknown - converted_file_82a98b44

Охотник заржал так, что испуганно забилось пламя в очаге, а Хаим и Сара проснулись и удивлённо на него воззрились.

- Да вы спите, спите... – Успокоил он их. – А кстати, старче, у тебя там гляжу прямо вечный огонь какой-то... Чем топишь?

- Газовую колонку сделал. Здесь недалеко “карман”, пользую потихоньку...

- А мы это... Бум-карабум не сделаем?

- Я тут, при этом камельке, уже несколько лет. И ничего. Так с чего бы сейчас?

- Вот то-то и оно, что несколько лет. А ну как там расшаталось чего, проржавело?

- Это кумпол у тебя проржавел, и всё оттуда выдуло. Оставь горелку в покое. От неё здесь и светло и тепло.

- И очень безопасно.

- Дрейфишь?

- Да не то, чтобы очень. Просто смерть – она разная бывает. Бывает глупая, а бывает и ещё глупее.

- Много раз помирал, что выводы делаешь?

- Видел, как умирают другие. Умные учатся на чужих ошибках.

- То есть умные ошибок не делают? Значит умные учатся на ошибках дураков?

- Именно. И не повторяют их.

- Отстань, замумил уже.

- Это на тебе литература читаемая сказывается. Тебя даже слова подбирать ломает уже. А скоро и мыслить несложными образами начнёшь.

- Нет, ну что за скотина такая? – Старик захлопнул книгу. – Ну что тебя не устраивает?

- Ты меня вылечил, приютил, теперь я в качестве ответной благодарности беспокоюсь о тебе. Вот если бы ты хотя бы “Нейромантика” гибсоновского читал, то единственное, что я бы тебе сказал, так это: “Читай вслух!” А это фуфло...

- Понятно. По киберпанку западаем, да? Фантастика в чистом виде не котируется? Как и классика...

- Погодь, погодь! – Охотник даже заёрзал на месте. – Какая контра тебе сказала, что я классику не люблю?

- Но Кафку же ты не читаешь?

- Читал! Но к классикам я бы его относить не стал. Просто помер мужик давно. Ну и не понравились мне его творения. Но разве Кафкой литература ограничивается?

- Ну, хорошо... – С терпеливой обречённостью согласился Старик. – А что же ты такого классического читал, что тебе понравилось?

- Ну-у-у... – протянул Охотник, – в основном попсовиков всяких того далёкого времени... Гюго там, Конан-Дойл, Дюма...

- Попсовиков?!

- А что, нет? Ну и Шекспир там...

- И Шекспира к попсовикам?!

- А что тебя удивляет, не пойму? Шекспир писал для театра, так? А театр, если он хочет и дальше таковым оставаться, – это касса. А касса – это масса. А масса – это... ну сам понимаешь. Потому и гипертрофированные чувства там, и подчёркнутые рефлексии и обязательно сложно-припудренные душевные трепыхания какого-нибудь там Гамлета... Хотя вроде чего проще – пошёл и оттяпал тыкву приёмному папаше. Так нет. Кина тогда не будет. Правда, сильно подозреваю, что Шекспир сам с юмором к вопросу подходил.

- И что же тебя заставляет так думать?

- Ну вот, смотри... Прямо так и вижу... Сидит старина Шекспир при свете свечей, только что закончив очередное произведение, и думу тяжкую думает. На тему того, как бы очередную пьесу обругать. И тут его осеняет. Он хватает перо и быстрыми, размашистыми движениями выводит на титульном листе: “Much Ado about Nothing”, бросает перо в чернильницу, потирает руки и мерзко хихикает...

- Ну-ну. Каждый судит по себе, знаешь ли. А кто ж тогда не попсовик, а?

- А вот Гёте не попсовик. А? А вот Данте Алигьери не попсовик. А? А вот Толстого ты пробовал осилить с его французским на полстраницы? То-то же.

- Задолбал ты меня, сынок.

- Нет, это ты меня задолбал. Я чувствую во всём этом твоём чтении некий подвох, но понять – какой именно – пока не могу. К чему ты меня подводишь, индеец морщинистый?

- На себя посмотришь, когда повязки снимем...

- Да уж не терпится. Не пора ли перевязочку устроить?

- Завтра и устроим.

- Так что у нас с тематикой разговоров?

- А что у нас с тематикой? Кто треплется-то? Я только и успеваю, что между делом слово-другое вставить...

- Однако провоцируешь именно ты. И провоцируешь, зная, что мне здесь отлёживаться скучновато и я рад хоть что-нибудь напрячь, пусть хотя бы и язык.

- Ну-ну. Но ты прав – книжки я читаю с умыслом. Я бы даже сказал с очевидным.

- В том плане, что люди разные, но это не повод для того, чтобы рвать друг друга в клочья?

- Догада! И всего-то три дня ушло. В том-то и дело – люди разные. И почему бы тебе не предоставить возможность другим быть другими? Тем же Фантомам? Почему бы тебе не оставить людям право выбора? Просто право выбора – какими им быть?

- А я разве не оставляю?

- Нет, не оставляешь. Ты имеешь очень жёсткую, но свою систему взглядов – как всё должно быть. И именно на её основе строятся все твои поступки.