Unknown - converted_file_82a98b44

Старик расплылся так, что Охотник испытал серьёзное опасение – не срастутся ли у того уши на затылке. А Старик не успокаивался:

- Странный оборот приняла наша литературная дискуссия. Теперь мы обсуждаем – кем быть лучше: педерастом или педофилом.

- Конечно педофилом. – Не раздумывая ответил Охотник. – Если только объект – девочка, а не мальчик.

- А не хрен ли редьки не слаще?

- Нет. Произведение, любое, каким бы красивым, осмысленным или высокохудожественным не было, мною лично не воспринимается совершенно, если оно написано для жопы.

- А произведения, написанные для... э-э-э... кхм...

- А произведения для “э-э-э кхм” воспринимаются. Хотя бы потому, что это самое “э-э-э кхм” дало нам всем жизнь. А что может дать жопа?

Старик заржал так, что зазвенели тарелки на посудной полке.

- Однако, в твоё время, если уж мы про него вспомнили, педерастия кажется считалась вполне нормальным явлением?

- А кем считалась? – Удивился Охотник. – Педерастами и считалась. В моём же лично представлении она всегда стояла на одной полке с той же педофилией, а также прочими филиями. Будь то зоо-, некро-, геронто- или ещё какая другая. Если так рассуждать, то чем те же некрофилы хуже? Они тоже по-другому не могут. Значит это естественно. А значит нормально. Короче, извращение – оно и есть извращение. А с претензий на “нормальность” я вообще смеялся. Ведь даже в медицине нашей существовало такое название этого заболевания, как “перверзивная психопатия”. Психическое расстройство на основе генетического сбоя. Сдвиг по фазе с замыканием на жопу. Болезнь. Самая настоящая болезнь. И никакие там не недочёты воспитания – это смешно. У нормального мужика, как бы его не воспитывали, прилив сил произойдёт именно на обнаженное женское тело, но никак не на оттопыренный мужской зад.

- Так это по-твоему выходит, – хитро прищурился Старик, – что всех этих... извращенцев-то... нужно, как при Иосифе Сталине и при Гитлере... того...

- Я этого не говорил. Психи – они тоже разные бывают. Бывают тихие и спокойные, с которыми вполне можно жить рядом, общаться и даже иметь дела в определённой мере. А бывают буйные, которых просто ради элементарной безопасности окружающих и общественного спокойствия нужно запирать в комнате с мягкими обоями и замком снаружи. Если тот самый извращенец что-то там делает сам по себе, то мне без разницы – для чего он там свою задницу приспособил. Но если он всячески свою извращённость демонстрирует и заявляет, что это нормально – его нужно закрывать. Человек, который выпячивает своё уродство и надрывается, что так и должно быть, что это нормально – не просто псих, а псих чистейший. А за целенаправленную пропаганду – вообще нужно язык отрезать. И руки отрубать, чтоб не семафорил.

- Однако. – Старик покачал головой. – А ты слышал такое выражение, как “латентная педерастия”?

- Отчего-ж не слышать. Слышал. Только вот о любви к женщинам я говорю гораздо чаще, а гетеросексуальность моя – далеко не латентная. -Охотник ухмыльнулся. – Так что блажишь, старый. Эту претензию, как я понимаю, гомики же и придумали. Чтобы рта никто не открывал. Вкупе с таким термином, как “гомофобия”. Фобия – это боязнь. А кто их боялся? Презирали бывало, особо-то выразительных... Эдаких манерно-жеманных, но что касается боязни...

- Выкрутился никак?

- А ты чего хотел?

- А про педофилов-то чего загнул?

- Но я же не сказал, что это нормально. Ты заставил меня из двух зол выбрать меньшее, я и выбрал на своё усмотрение. Чего тебе ещё надо?

- Чтобы ты заснул и набирался сил. А я бы ещё почитал. Но тебе ж скучно, тебе неймётся...

- Да ладно, посплю я ещё. Да и чего-то сам притомился. Забавный ты старикан, но утомительный.

- Вот и дрыхни.

Глава 3. Долгие вечера (день второй).

Когда Охотник открыл глаза в следующий раз, он обнаружил, что Псы отсыпаются рядом с ним. Поллукс – с одной стороны, Немезида – с другой. И поохотились они славно – задние лапы они старательно отклячили, чтобы те не давили на раздувшиеся животы.

Он повернул голову и увидел Хаима с Сарой. На удивление чистых и ухоженных. Сара, так та вообще с чистым лицом и аккуратной причёской оказалась выше всяких похвал. Настолько выше, что Охотник понял – в случае, если она хотя бы двусмысленно выразит ему свою благосклонность, он окажется порочным настолько, что о благородстве по отношению к кому-либо и не вспомнит. Разумеется, придумает себе кучу всяких обоснований и оправданий, но факт такой.