Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Некоторые говорили с ним серьезно о достойных вещах, и сами, очевидно, были людьми серьезными. Но их внимание к Серому было недолгим, а он из скромности не смел их беспокоить, чтобы узнать от них о вещах, о которых другие узнают от родителей. Нашлись и любители наглядных пособий, они срочно вызывали своих детей: посмотреть собственными глазами на человека, не послушавшего маму и папу и просидевшего за это всю жизнь в тюрьме.

Однажды его пригласили в одну из комнат, где его окружили мама, папа и сын...

— Садитесь, пожалуйста.

И посыпались вопросы, как на перекрестном допросе. Особенно агрессивной была мама — черненькая полная дама с вулканическим характером, вполне объясняющим трудолюбие ее худенького невзрачного супруга, пользующегося любой возможностью быть вне дома.

— Скажите, пожалуйста...

Не успевает Серый ответить, как следует:

— Расскажите, пожалуйста...

Серый вертелся волчком, отвечая одновременно маме, папе и сыну — девятнадцатилетнему юноше, интересы которого сосредоточились на приемах, которыми можно изничтожить человека. Вулканической маме нужно было знать, каким образом Серый Волк сохранил свои записи и зачем он их вел, раз уж он был волком; папа задавал вопросы гораздо более солидные: его интересовали принципы воровской солидарности и благородства...

Они окружили Серого и, не стесняясь, обсуждали его, словно его тут не было. Он даже не знал, кто были эти люди. Они попросили его зайти и, уверенные, что их здесь все знают, не представились. А он постеснялся спросить, признаться, что понятия не имеет, кто они. В этих внешне культурных людях говорил явный интерес к недозволенному, порочному. Кто знает, попади такие люди в начале своего жизненного пути в волчью стаю, не оказались бы они в родной среде?..

Серый так и не понял, что они от него хотели. Во всяком случае, показались они ему малоприятными людьми.

На приеме у министра

Самая удивительная жизнь началась для Серого в то утро, когда к нему в дверь постучал какой-то писатель и сказал, что если он и есть Серый Волк, значит, это его приглашают к телефону из министерства внутренних дел. Серый сказал, что он, конечно, Серый, хотя не такой уж и волк, но к телефону подошел. Вежливый голос сообщил, что за Серым выслана машина, чтобы доставить его в министерство, конечно, только в том случае, если он сможет уделить несколько часов министру внутренних дел... Надо ли говорить о том, что за всю жизнь и обширную практику, пройденную в системе внутренних дел, самые рядовые сотрудники этой системы ни разу не спрашивали у него, найдет ли он для них время.

К прибытию машины все население «тихого уголка» уже знало, что Серого Волка водворяют на место. Очевидно, никто не терзался сомнениями насчет того, вернется ли он обратно из этой поездки, и многие, наверное, считали, что справедливость наконец восторжествовала, потому что, Когда он, садясь в черную «Волгу», издали со всеми попрощался, Некоторые сделали вид, что не заметили этого. Впрочем, коленки дрожали и у самого Серого: как ни крути, а министр внутренних дел. И Серый где-то в глубине души тоже усомнился в возможности вернуться в «тихий уголок».

Когда машина остановилась у большого белого здания, настроение Серого было самое унылое. Он лихорадочно соображал, что в его «Записках» могло вызвать несогласие у министра. И ничего такого припомнить не мог. А может быть, «Записки» в целом навлекли на него гнев? Какие-то люди выудили его из машины и, передавая из рук в руки, довели до второго этажа, где он вскоре оказался в кабинете первого в своей жизни генерала МВД. Генерал смотрел на Волка с любопытством, Серый же на генерала — с боязнью.

Этот генерал задал Серому ряд вопросов, касающихся всевозможных явлений уголовной жизни, но настолько несложных, что Серый Волк принял их как проверку своей психики; подобными приемами, он слышал, пользуются психиатры. Проверка эта длилась недолго, хотя Серому показалось, что этому конца нет. Он нервничал и искренне ломал голову над каждым вопросом, пытаясь изо всех сил угадать, какой именно ответ желателен собеседнику.

Они говорили о симптомах разложения преступного мира, которые Серому пришлось наблюдать гораздо ближе, чем хотелось. Серый понимал, что у них с генералом разное видение жизни; он видит эту жизнь как будто через увеличительное стекло и потому болезненно реагирует на всякую обидную мелочь; генерал же, ему казалось, видит жизнь как бы панорамно.