Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

национального разрыва, считая его неправильным и губи-

тельным прежде всего для самой Малороссии и малорос-

сов. И тогда открывался другой путь: убрать из малорусско-

сти этнографическо-забавную несерьёзность и поднять её

на высокий (нравственно и тематически) уровень, при этом

сохранив, подчеркнув и усилив её русский характер и рус-

скую первооснову.

Не случайно, что корни казачьей истории (которую он

теперь видит как русскую) Гоголь, устами Тараса и прямым

авторским текстом, относит к поре гораздо более ранней, чем времена короля Батория и собственно казачьи — к поре

древнерусской, к походам киевских князей на Царьград.

Тем самым он отходит от традиционно-казачьего взгляда

на малороссийскую историю и провозглашает причаст-

ность Малороссии (но как русской земли) к Древней Руси

и её наследию. Своим художественным словом Гоголь ска-

зал то же, что его друг и единомышленник Михаил Мак-

симович отстаивал в научной дискуссии (1856–1857 гг.) с историком и журналистом Михаилом Погодиным (и одно

«Тарас Бульба»: объединение образа

217

время тоже близким товарищем Гоголя), причём сделал это

на пятнадцать лет раньше него.

Погодин тогда утверждал, что в культурном, этноязыко-

вом и политическом плане Древней Руси наследует только

Великороссия и великороссы. Малороссы же («казачий на-

род») возник позже, после монголо-татарского нашествия; он близок великороссам, но не тождественен им, и потому

у него такая же особая и начинающаяся позже история.

Максимович же отвергал ту точку зрения на исторический

процесс и проблему русскости малороссов и Малороссии, которая была представлена и в «казачьей концепции», и у тех великороссов, кто, как Полевой и Погодин, понимал

русскость в её узком смысле. И утверждал, что малорос-

сы — это никакой не «казачий», а южнорусский народ, вме-

сте с великороссами восходящий к Древней Руси, и потому

он — неотъемлемая часть русского народа вообще. А исто-

рия Малороссии вместе с историей Великороссии является

единой канвой русской истории. И это ещё один важный

аргумент в пользу того, что Великая и Малая Русь долж-

ны быть вместе — политически, культурно, национально, так же, как и Гоголь, был убеждён Максимович285.

Михаил Максимович пришёл к этому выводу как учё-

ный, постигая историческое прошлое по письменным и ар-

хеологическим источникам. А когда и как к тем же мыслям

пришёл Гоголь? Когда он утвердился в сознании русскости

Малороссии и малороссов? Может, тогда, когда его пыта-

лись склонить на свою сторону поляки-эмигранты (в 1836

и весной 1838 годов), вкрадчиво и настойчиво внушая ему

исторические теории в стиле Духинского? Одно время

они уже почти предвкушали победу, но, в конечном счёте, их попытки закончились ничем286, а вскоре Гоголь «отве-

тил» им второй редакцией «Бульбы».

285 Дискуссия проходила на страницах журнала «Русская беседа» (1856–

1857 гг.). Позицию Максимовича см.: Максимович М. А. Указ. соч.

Т. 3. Киев, 1880. С. 183–311.

286 Вересаев В. В. Указ. соч. С. 217–220.

218 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

А может, это произошло ещё раньше, когда он гулял с то-

варищами по Киеву, беседовал с Максимовичем об археоло-

гических древностях, видел у стен Киево-Печеркой лавры

и Михайлова Златоверхого монастыря сотни паломников-

богомольцев и возвращался домой «неожиданно степенным

и даже задумчивым»? Когда часами смотрел с Андреевской

горки на бескрайние, теряющиеся в синеватой дымке киев-

ские дали? «Я думаю, что именно в то лето (1835 г. — А. М.) начался в нём крутой переворот в мыслях — под впечатле-

нием древнерусской святыни Киева, который у малороссов

XVII века назывался русским Иерусалимом», — размышлял

впоследствии Максимович (курсив автора)287. А может, к этому убеждению привели Гоголя его раздумья над судь-

бами России, которую он из европейского далёка увидел

«во всей своей громаде» и цельности?

В ещё большей степени, чем сугубо литературные во-

просы, к переосмыслению «Тараса Бульбы» Гоголя под-

вигли размышления над сущностью России, которую он, по мере своего обращения к христианству, стал понимать

в её духовном смысле, как Святую Русь, как землю, «от ко-

торой ближе к родине небесной»288, — то есть возвраща-

ясь к её изначальному пониманию, жившему в православ-

ном сознании. А с этим были связаны и его размышления