Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

лия не меньшие, чем Петербург в лице Екатерины II и зна-

менитого Г. А. Потёмкина.

Но вернёмся к прямому, политико-географическому

пониманию Гоголем пространства Малороссии. Если уж

у Запорожья можно различить черты очень близкого, сво-

его, но другого мира, то что уж говорить о землях, лежа-

щих на запад от тех мест, где творилась казачья история.

Их очертания, с одной стороны, носят весьма расплывча-

тый характер, но с другой — их образ довольно конкретен: это уже чужой мир. Даже само Правобережье видится Го-

голю, человеку первой половины XIX века (причём в обе-

их своих ипостасях — и как малороссу, и как россиянину), как «Польша». А между тем именно Правобережье близко

ему по семейной истории (реальной или полулегендарной, в данном случае не столь важно)232. Волынский город Дубно

(древнерусский Дубен), который осаждают казаки в «Тара-

се Бульбе», — это уже вполне та самая Польша с готиче-

скими костёлами, польским рыцарством и католическими

монахами, где нет и следа «своих», будь то казак или пра-

вославный русский человек вообще.

А вот как Гоголь описывал это пространство в «Страш-

ной мести». «Далеко от Украинского края, проехавши Поль-

шу, минуя и многолюдный город Лемберг, идут рядами

высоковерхие горы» — набрасывает он ментальную карту

той земли, которую мы ныне понимаем как «Украину»233.

Горы эти — Карпаты, Лемберг — это главный город древ-

ней Галицкой земли Львов. Давая ему нерусское название

232 Как полагают исследователи, в «Тарасе Бульбе» присутствует немало

отсылок к ней. См.: Звиняцковский В. Я. Указ. соч. С. 296–302.

233 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 271.

176 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

(а историческое название Гоголь, несомненно, знал и даже

одно время планировал посетить город), он как бы подчёр-

кивает «не-свой», «чужой» характер этой земли. Уж если

Правобережье названо им «Польшей», то что уж говорить

о том, что находится за ним. И живёт там, в Галиции, осо-

бый, «галичский», народ. Такой же особый, как и венгер-

ский, от которого отделяют его тёмные Карпаты.

Весьма показательной для понимания и гоголевских

взглядов, и умонастроений тогдашнего малороссийско-

го общества является ремарка, сделанная им мимоходом

по поводу галицких народных песен: «между ними есть

множество настоящих малороссийских»234. То есть Гали-

ция и галицкие русины виделись тогда малороссиянам

чем-то внешним, вроде бы и близким, но одновременно

не вполне своим (как на рубеже XVIII–XIX веков виделась

в России Малороссия).

Да, Гоголь «ощущает», что пространство к западу

от Днепра и до гор составляет некое общее целое. Колдун, которого высшей силой несло в Карпаты, чтобы там свер-

шилась над ним та самая страшная месть, трепеща перед

ней, хотел бы «весь свет вытоптать конём своим, взять всю

землю от Киева до Галича, с людьми, со всем, и затопить

её в Чёрном море» (заметим, что Малороссия не была впи-

сана в это подлежащее уничтожению пространство). Зна-

ет Гоголь и то, что живёт там народ русского корня, свои:

«Ещё до Карпатских гор услышишь русскую молвь, и за го-

рами ещё, кой-где, отзовётся как будто родное слово»235.

Такой пространственный образ — не плод «ошибок» Го-

голя в географии или незнания им истории. Наоборот, на-

бросок дан очень верно. Гоголь вообще высоко ценил гео-

графию и считал её изучение одним из важнейших условий

не только познания мира и своего Отечества, но и станов-

ления мыслящей личности вообще. Знал он, как выглядит

234 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 10. С. 292.

235 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 272. («Страшная месть».) Гоголь: триединство образа

177

черноморская береговая черта, как расположены Карпат-

ские горы; точно (для знаний тех лет) описаны им запад-

ные этнические границы русского (в широком смысле это-

го слова) ареала — вплоть до Закарпатья. Это и немудрено, ведь первыми директорами нежинской гимназии были

именно карпатские русины: В. Г. Кукольник (отец соучени-

ка Гоголя и очень популярного в те годы писателя Нестора

Кукольника) и И. С. Орлай, в числе ряда других своих зем-

ляков переселившиеся в начале XIX века из Австрии в Рос-

сию и поступившие на русскую службу.

Иван Семёнович Орлай (1770–1829 гг.) увлекался исто-

рией своего края, и уж, конечно, его подопечные не могли

не знать о ней. В 1804 году в журнале «Северный вестник»