Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

и волны его стлались широко по земле, не встречая ни уте-

сов, ни возвышений»221. Таким открывается Днепр Тарасу

Бульбе и его сыновьям, когда они прибывают в Сечь.

И опять же здесь виден сам Гоголь. «По одному тону

описания, по благоговению и восторгу, с каким Гоголь

любуется Днепром, можно угадать, что эта река, которой, по словам его, нет равной в мире, — не чужая ему, но течёт

через его родину», — так передавал своё впечатление от го-

голевских строк философ и литературный критик XIX века

Н. Н. Страхов222.

Вот они, благоговение и восторг: «Чуден Днепр при ти-

хой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы

полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идёт или не идёт его величавая ширина, и чу-

дится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зер-

кальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет

и вьётся по зелёному миру. Любо тогда и жаркому солнцу

220 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 246. («Страшная месть».) 221 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 2. С. 61.

222 Страхов Н. Н. Описание Днепра у Гоголя // Исторический вестник.

1902. № 2. С. 581.

Гоголь: триединство образа

167

оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных

вод, и прибережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеле-

нокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам

и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбу-

ются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и привет-

ствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не сме-

ют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит

в него. Редкая птица долетит до середины Днепра! Пышный!

ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при тёплой лет-

ней ночи, когда всё засыпает — и человек, и зверь, и птица; а Бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотря-

сает ризу. От ризы сыплются звёзды. Звёзды горят и светят

над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит

Днепр в тёмном лоне своём. Ни одна не убежит от него; раз-

ве погаснет на небе. Чёрный лес, унизанный спящими воро-

нами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть

его хотя длинною тенью своею — напрасно! Нет ничего

в мире, что бы могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит

он плавным разливом и середь ночи, как середь дня, виден

за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око. Не-

жась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, даёт

он по себе серебряную струю; и она вспыхивает, будто поло-

са дамасской сабли; а он, синий, снова заснул. Чуден и тогда

Днепр, и нет реки, равной ему в мире! Когда же пойдут гора-

ми по небу синие тучи, чёрный лес шатается до корня, дубы

трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит

целый мир — страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и пла-

чут, и заливаются вдали… Дико чернеют промеж ратующи-

ми волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу.

И бьётся об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, при-

стающая лодка»223.

Не с натуры писал Гоголь эти строки. Не видел, как сы-

пались в Днепр звёзды и гляделись в его зеркальную гладь

223 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 268–269. («Страшная месть».) 168 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

полевые цветы. Но с такой художественной достоверностью

описана им эта величественная река, что как будто видит-

ся и широкий разлив Днепра, когда вырывается он из ка-

менного плена порогов, и дрожащая в его водах бархатная

звёздная ночь, и волны-молоты, тяжело бьющие о берег, когда «рассердится старый Днепр» и «глотает, как мух, лю-

дей». И эта достоверность помогает прочувствовать силу

и размах этой земли, в которой как бы отложилась её душа, могущая быть и безмятежно-спокойной, и лирической, и грозно-свирепой — как само её прошлое.

Днепр для Гоголя — это и место действия истории, толь-

ко уже не древней, а казачьей. По нему плывёт на челне

Данило Бурульбаш с товарищами из «Страшной мести»; по нему спускаются к Чёрному морю для набегов на турец-

кий берег запорожцы из «Тараса Бульбы»; там, где несёт он

свои воды, бьются казаки с ляхами за православную Рус-

скую землю. «Страшная месть», где и описан Днепр, стоит

несколько особняком от остальных сочинений «Вечеров» —

и по жанру, и по тематике. Но особенно она интересна тем, что именно в ней чётче всего отразились представления

о пространственных очертаниях Малороссии и сопредель-