Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

открывала степь свою душу. И не всякий мог под внешней

однообразностью и даже унылостью разглядеть в ней скры-

тую «страстную жажду жизни». Но если это удавалось, тому

степь представала совсем с другой стороны. И тогда, слов-

но бы настроившись с ней на одну волну, «душа даёт отклик

прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью

вместе с ночной птицей», — описывал это чувство А. Чехов, сумевший уловить душу степи и в своей знаменитой одно-

имённой повести оставивший замечательный образ этого

широкого, вольного пространства.

Но даже тогда эта связь оставалась очень тонкой.

«И в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь на-

пряжение и тоску, как будто степь сознаёт, что она одино-

ка, что богатство её и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные, и сквозь радост-

ный гул слышишь её тоскливый, безнадёжный призыв: певца! певца!»207. Таким певцом стал сам Антон Павлович.

Но ещё полувеком ранее до него это сделал Гоголь, увидев-

ший в степи то самое «торжество красоты, молодость, рас-

207 Чехов А. П. Избранные сочинения. М., 1988. С. 109–110.

158 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

цвет сил» и воспевший их. «Степным царём» нашей лите-

ратуры называл Гоголя Чехов. И по праву:

«Степь, чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда

весь юг, всё то пространство, которое составляет нынеш-

нюю Новороссию, до самого Чёрного моря, было зелёною, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по не-

измеримым волнам диких растений; одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытаптывали их. Ниче-

го в природе не могло быть лучше: вся поверхность зем-

ли представлялась зелёно-золотым океаном, по которому

брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высо-

кие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые во-

лошки; жёлтый дрок выскакивал вверх своею пирамидаль-

ною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками

пестрела на поверхности; занесённый, Бог знает откуда ко-

лос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями

шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был напол-

нен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно

стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно

устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне

тучи диких гусей отдавался Бог весть в каком дальнем озе-

ре. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и ро-

скошно купалась в синих волнах воздуха; вон она пропала

в вышине и только мелькает одною чёрною точкою! вон она

перевернулась крылами и блеснула перед солнцем!.. Чёрт

вас возьми, степи, как вы хороши!. ».

«…Вечером вся степь совершенно переменялась: всё пё-

строе пространство её охватывалось последним ярким от-

блеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нём, и она становилась тёмно-зелёною; испарения подымались гуще; каждый цветок, каждая травка

испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-тёмному, как будто исполинскою кистью наляпа-

ны были широкие полосы из розового золота; изредка беле-

ли клоками лёгкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колы-

Гоголь: триединство образа

159

хался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щёк. Вся

музыка, звучавшая днём, утихала и сменялась другою. Пё-

стрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на за-

дние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков

становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь

уединённого озера крик лебедя и, как серебро, отдавался

в воздухе… Поужинав, казаки ложились спать, пустив-

ши по траве спутанных коней своих. Они раскидывались

на свитках. На них прямо глядели ночные звёзды. Они слы-

шали своим ухом весь бесчисленный мир насекомых, напол-

нявших траву: весь их треск, свист, стрекотанье, — всё это

звучно раздавалось среди ночи, очищалось в свежем воздухе

и убаюкивало дремлющий слух. Если же кто-нибудь из них

подымался и вставал на время, то ему представлялась степь

усеянною блестящими искрами светящихся червей. Иногда

ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом

от выжигаемого по лугам и рекам сухого тростника, и тём-

ная вереница лебедей, летевших на север, вдруг освещалась

серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные