Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан бла-

гоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвиж-

но, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огром-

ную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак

вод их угрюмо заключён в тёмно-зелёные стены садов. Дев-

ственные чащи черёмух и черешен пугливо протянули свои

корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто

сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ве-

тер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит.

А вверху всё дышит, всё дивно, всё торжественно. А на душе

и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно

возникают в её глубине. Божественная ночь! Очаровательная

ночь! И вдруг всё ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплет-

ся величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба… Как очарован-

ное, дремлет на возвышении село. Ещё белее, ещё лучше бле-

стят при месяце толпы хат; ещё ослепительнее вырезываются

из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Всё тихо. Благоче-

стивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна.

Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает

свой поздний ужин»204.

С такой эмоциональностью передать образ ночи и дрем-

лющего украинского села205 мог лишь тот, кто с детства

204 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 159. («Майская ночь, или Утопленница».) 205 Уже в наши дни в чём-то сходный их образ был дан в мультипли-

кационном фильме «Жил-был пёс» (студия «Союзмультфильм», 156 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

впитал его и хочет, чтобы так же, как он сам, полюбили его

другие. И, как и в случае со знойным летним днём, образ

«божественной» малороссийской ночи становился ещё бо-

лее живым и конкретным на контрасте с северными ноча-

ми, где соловьи, уж конечно, не могли «греметь», а месяц

не мог плыть так же «блистательно и чудно», как там, «в не-

объятных пустынях роскошного украинского неба»206.

Хотя если вдуматься, то так ли уж сильно отличается

это экспрессивное, личностное описание от сдержанно-

простых, но ёмких строк Пушкина? Но здесь важно другое.

И знойное лето, и божественная ночь, и сады с налитыми

тяжёлыми плодами и свисающими до земли ветвями, всё

это «яхонтовое море слив» и «багрянец вишень», создавали

неповторимый зрительный образ Малороссии. И все эти

краски сливались с красками степи — одного из самых яр-

ких образов в гоголевской природно-географической па-

литре.

Образ поля-пространства в русской культуре занимает

одно из важных смысловых мест. Русский мир издревле

был тесно связан со степью или, лучше сказать, со Сте-

пью, поскольку представала она для Руси-России скорее

не как природный регион, а как особый культурный мир.

Мир — пограничье, мир — конкурент, близкий географиче-

ски и важный политически, но таящий в себе постоянную

опасность. И даже как переходное пространство от «этого

света», где полной грудью дышит жизнь, на «тот», где очень

вероятна смерть (что было отражено уже в «Слове о пол-

ку Игореве»). Из Степи приходил враг, начиная ещё с пе-

ченежских и половецких нападений на Киев и заканчивая

опустошительными набегами крымских татар на малорус-

ские земли и саму Москву; туда угоняли в рабство русских

1982 г., режиссёр и сценарист Э. В. Назаров). Как знать, может, имен-

но этот мультфильм для многих и в России, и на Украине (прежде

всего горожан) послужил основой их восприятия малороссийского

села и Украины вообще?

206 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. С. 180.

Гоголь: триединство образа

157

людей. И одновременно там закалялась в боях Русь, именно

там проявлялся человек, именно там жизнь могла одолеть

смерть. Русский мир, в конечном счёте, победил — угроза

была устранена, степи стали российской землёй и посте-

пенно заселялись великороссами и малороссами. Но эмо-

циональный контакт с этим миром, недавно ещё чужим

и опасным, а теперь враз ставшим своим, устанавливался

ещё долго.

На его восприятии сказывались также природные усло-

вия и художественные нормы. Выжигаемая зноем и поч-

ти умирающая летом, продуваемая всеми ветрами зимой, степь была миром неуютным, неласковым и непоэтичным.

Немудрено, что в литературно-эстетической иерархии пей-

зажей она занимала чуть ли не последнее место, уступая

даже угрюмым северным ландшафтам. Не всем и не сразу