Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

«красою тихою, блистающей смиренно»? И каким был бы

наш образ русской природы, а с ним и самой России, если бы не Пушкин, если бы он смотрел на неё и чувствовал

по-другому? Ведь и в России бывает жара, и в России есть

буйство красок и пышность цветения. Но русский пейзаж, русская природа (и это идёт во многом от Пушкина) нераз-

рывно связываются с красотой тихой, простой, неброской, но притом удивительно чистой, нежной и какой-то про-

зрачной. Без экспрессии и насыщенных мазков. Такова

поэзия Пушкина. И такова сама Россия.

А гоголевская Малороссия — это знойный полдень.

«Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!

Как томительно-жарки те часы, когда полдень блещет в ти-

шине и зное, и голубой, неизмеримый океан, сладостраст-

ным куполом нагнувшийся над землёю, кажется, заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную

в воздушных объятиях своих! На нём ни облака. В поле

ни речи. Всё как будто умерло; вверху только, в небесной

глубине дрожит жаворонок, и серебряные песни летят

по воздушным ступеням на влюбленную землю, да из-

редка крик чайки или звонкий голос перепела отдаётся

в степи. Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, сто-

ят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных

лучей зажигают целые живописные массы листьев, наки-

дывая на другие тёмную, как ночь, тень, по которой толь-

ко при сильном ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пёстрыми ого-

родами, осеняемыми статными подсолнечниками. Серые

Гоголь: триединство образа

149

стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются

в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тя-

жести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало — река в зелёных, гордо поднятых

рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское

лето!»190.

В промозглом петербургском климате этот летний день

вспоминался ещё ярче, ещё обольстительнее. Упоминание

о Петербурге тут не случайно. Созданию поэтического об-

раза Малороссии помогали не только имевшаяся литера-

турная традиция и эстетические вкусы эпохи, не только

талант писателя, но и личные ощущения, а также те иде-

альные образы и воспоминания, которые стали Гоголю

особенно близки в далёкой северной столице.

Сам Гоголь позже писал об этой своей творческой осо-

бенности так: «Уже в самой природе моей заключена спо-

собность только тогда представлять себе живо мир, ког-

да я удалился от него. Вот почему о России я могу писать

только в Риме. Только там она предстоит мне вся, во всей

своей громаде»191. Аналогичным образом обстояло дело

и с его украинскими произведениями, написанными в Пе-

тербурге.

Былое юношеское нетерпение попасть в столицу и жаж-

да государственной службы вскоре по прибытии в Петер-

бург сменились у него другими настроениями. Неясность

будущего (на службу Гоголь поступил не сразу — он как бы

выбирал стезю, хотел утвердиться в своём решении192, а потом и чиновное поприще, как позже и преподавание, оказались «не его»), высокие цены, погода, оторванность

от дома, и без того способные создать гнетущее настроение

у молодого провинциала, дополнялись особенностями его

характера и организма.

190 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 1. М., 1940. С.111–112. («Сорочинская ярмарка».) 191 Гоголь Н. В. ПСС. Т. 12. Письма 1842–1845. М., 1952. С. 46.

192 Вересаев В. В. Указ. соч. С. 95–96; Манн Ю. В. Указ. соч. С. 156, 211–

212.

150 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

Особенно нагонял на него тоску климат, влиявший на

здоровье и, тем самым, на отношение ко всему окружаю-

щему. «Мне надоел Петербург, или, лучше, не он, но про-

клятый климат его: он меня допекает», — жаловался Го-

голь своему земляку М. Максимовичу193. Мать он просит

присылать шерстяные чулки, поясняя, что «здешний кли-

мат — не Малороссия»194. Жалобы на климат звучат в его

письмах очень часто. «Мне надоело серое, почти зелёное

северное небо, так же как и те однообразно печальные со-

сны и ели, которые гнались за мною по пятам от Петер-

бурга до Москвы». «В дороге (из Москвы в родную Васи-

льевку. — А. М.) занимало меня одно только небо, которое

по мере приближения к югу, становилось всё синее и си-

нее», — писал он известному поэту и государственному

деятелю И. И. Дмитриеву195. Характерно, что уже в Москве