Unknown - i 26e4bd29fedd5b52

западнического и левого лагеря) чем дальше, тем всё

больше были готовы во имя этой борьбы пожертвовать

политическим единством и национальной однородно-

стью страны.

Так получилось, что для широких кругов российской

общественности очень долгое время оставалось неиз-

вестным негативное отношение Рылеева (как и многих

его единомышленников) к «торговле» российскими тер-

риториями или его же глубокое убеждение, что истори-

ческие русские земли должны быть русскими не только

по происхождению, но и по национальному и культур-

ному облику. Зато они знали его гражданскую лирику…

и «Войнаровского». Скажем, поэма «Войнаровский» (за-

метим, не «Наливайко»!) в течение десятилетий распро-

странялась в списках и оставалась очень популярной

не только среди адептов украинофильского движения, но и среди российских общественных кругов, настро-

енных оппозиционно к власти172. И секрет её популяр-

ности заключался не только и не столько в личности её

автора (революционера, к тому же казнённого), сколько

в мировоззренческой и тактической близости этих кру-

гов и украинофильства. Близости, условия для которой

были заложены и этой поэмой тоже. Судьба «Войнаров-

ского» — один из ярких примеров политической силы

литературы и её способности формировать обществен-

ное сознание.

172 История Киева. Т. 2. С. 163.

Малороссия в русской литературе и общественной мысли до Гоголя 133

Таким образом, первая треть XIX века стала перио-

дом, в который были заложены основы для ещё одного

нюанса восприятия российским обществом Украины: как жертвы российской агрессии (а со временем —

и «великодержавного шовинизма»). Впрочем, свой-

ственен этот взгляд был не всему русскому обществу, а главным образом его наиболее последовательным, порой граничащим с маргинальностью, либерально-

западническим и левым кругам. Восприятие Украины

как оплота свободы и российской жертвы прочно засе-

ло в их сознании. Соответственно, все, кто боролся про-

тив «тирании» и «великодержавности», какие бы цели, вплоть до сепаратистских, они перед собой ни ставили, в глазах этих людей представали борцами за свободу

и гонимыми героями. Ну а те, кто не считал казачьих

мятежников или украинофилов таковыми, не под-

держивал их целей и выступал за целостность страны

и единение Великороссии и Малороссии, удостаива-

лись ярлыка «клевретов самодержавия», «держиморд»

и т. д., причём независимо от того, были они велико-

россами или малороссами.

Или же, в лучшем случае, эти люди сразу чувствовали

на себе действие внешне мягкой, но неумолимой обще-

ственной «цензуры», которая в наши дни получила бы на-

звание «политкорректности». Примеров тому в истории

российского «освободительного движения» можно насчи-

тать множество, а потому имеет смысл ограничиться лишь

одним, зато очень показательным, тем более что он касает-

ся непосредственно литературы.

В 1888 году в журнале «Северный вестник» был на-

печатан рассказ А. П. Чехова «Именины». Этому рас-

сказу Чехов придавал большое значение, поскольку, по собственным словам, постарался дать в нём читателю

представление о своей позиции (жизненной, творческой

и даже, как получилось, политической). И потому кате-

горически просил редакторов «не вычёркивать в… рас-

134 Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время

сказе ни одной строки»173. Рассказ получился о лжи, ко-

торой наполнена жизнь, начиная с личных отношений, и заканчивая сферой общественной. Перепало в расска-

зе всем: консерваторам, земцам, либералам. Но главный

удар пришёлся именно по последним, людям «шестиде-

сятых годов», которых Чехов выставил в крайне уничи-

жительном свете (чего стоит хотя бы наименование ли-

бералов «полинявшими субъектами», от которых веет

«старым, заброшенным погребом», или сравнение с «по-

ганым сухим грибом»)174.

А кроме того, прошёлся Чехов и по украинофилам.

В рассказе имеется негативно-ироничное описание одного

из таких «будущих гетманов». «Вот другой гребец, борода-

тый, серьёзный, всегда нахмуренный; он мало говорит, ни-

когда не улыбается, а всё думает, думает, думает… Он одет

в рубаху с шитьём, какое носил гетман Полуботок, и меч-

тает об освобождении Малороссии из-под русского ига; кто равнодушен к его шитью и мечтам, того он третирует