Unknown - [Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org)

Победа большевиков не вызвала большого расстройства у евразийцев, поскольку они были убеждены, что коммунистическая идеология не привьется к России и встретит отпор со стороны самих масс. Порукой тому служили ее атеизм и классовая направленность 2. Поэтому необходимо было лишь переждать время. И тогда придет черед для создания "новых форм государственности и для нормального развития самой России-Евразии". "Надрывно обличать революцию бесполезно", - заявляли евразийцы. "Опыт зла", который выпал на долю России, не должен заслонять главное, а именно, что "революция, изолировав большевистский континент и выведя Россию из всех международных

158

отношений, как-то приближает, помимо воли ее руководителей, русскую государственность (пока что скрытую под маской коммунистической власти), к отысканию своего самостоятельного историко-эмпирического задания и заставляет вдохновляться им" [ П.П. Сувчинский ]. Это "изолированное положение", по их мнению, позволит России рано или поздно вернуться в наследственное лоно евразийства.

Возрожденная Россия-Евразия представлялась им "надклассовым государством". Евразийцы отвергали "обвинения и самообвинения русских в негосударственности"; данная славянофильская формула, на их взгляд, противоречит фактам - всей прежней истории России и устойчивости ее государственного организма. Даже большевистская революция, вопреки своей идеологии разрушения государственности, привела к построению Советского государства. Однако тормозом на ее пути стало классовое начало, которое нашло свое выражение в диктатуре пролетариата. Отсюда, конечно, не следует, что надо вообще отказаться от господства и подчинения. Без этого не может обходиться ни одно государство. В господстве и подчинении воплощается "порядок", а он должен быть "властным и принудительным". Но порядок устанавливается не в интересах отдельных классов или социальных групп. Он сам по себе должен обладать "самостоятельной мощью", т.е. быть "суверенным". "Такой властный порядок и есть государство, освобожденное от своей исторически-классовой и несовершенной природы и возведенное до своей истинной идеи".

Евразийцы категорически отмежевывались от отождествления государственной идеи с какой-либо государственной формой, будь то аристократия или демократия. Их надклассовое государство не зависело от поддержки того или иного общественного класса, а всецело держалось благодаря деятельности особой социальной группы - "правящего слоя", стоящего "вне классов". Принадлежность к этой группе определялась не какой-либо из отдельных частных функций, характеризующих деятельность других социальных групп евразийского государства, а исключительно "исповеданием евразийской идеи", подчинением ей, "подданством". Отбор властной элиты в евразийском государстве производился по идеократическому принципу, и потому само государство называлось "идеократией".

Сущность евразийского государства обусловливалась осуществлением "положительной миссии" - как в сфере экономических отношений, так и в сфере духовного творчества, культуры. "Проводя план положительного строительства, - говорилось в "Формулировке", - евразийское государство накладывает на всех своих членов ряд необходимых обязанностей, несоблюдение которых предполагает принудительную санкцию. Евразийцы признают необходимость властного проведения в жизнь основных государственных целей и заданий и применения силы там, где исчерпаны все другие средства". Так ли это на самом деле, или нет, решало само государство, а не общество; гражданам дозволялось лишь "перевоспитываться" и по возможности принимать участие в политической жизни.

159

"Сознание долга" еще не сближало их с "ведущим отбором", но при определенных условиях делало материалом для "комплектации". Ни с чем не сравнимое положение "ведущего отбора" объяснялось тем, что он объявлялся "преимущественным выразителем и субъектом культуры", ибо в евразийской "иерархии сфер культуры" - государственной, духовной и материальной, первое место принадлежало государственной культуре. Государство выступало как "форма личного бытия и личное качествование культуры" [ Л.П. Карсавин ]. Бердяев не без основания называл это "утопическим этатизмом" евразийцев.

Евразийцы сближались с теориями большевиков - они так же, как большевики, верили в примат власти над правом, насилия над равенством. Многие из них и не скрывали своих симпатий к большевистской партии, надеясь на ее евразийское перерождение.