Andrew - o 8b191ad8675a2039

-Сказать бы надо, - подумала Феодосия, легко взбегая вверх по узкой лестнице в свои

горницы. «Матвея сегодня не будет, у царя он, вот и скажу».

За три месяца замужней жизни Феодосия едва три раза видела своего пасынка – после их

свадьбы муж выделил Матвею отдельные горницы, со своим входом.

Юноша был вежлив и приветлив, но, мнилось Феодосии иногда, взгляд его был совсем не

отроческим – холодные, спокойные глаза были у Матвея, и смотрел он так, как будто

размышлял – что за человек передо мной и чем он мне полезен?

«А ежели мальчик?» - подумалось Феодосии. «Второй наследник, и Матвей еще возомнит

себе, будто соберется его отец обделить, упаси Господи».

К приезду мужа Феодосия всегда переодевалась – если ужинали они по-домашнему, вдвоем,

она снимала бабью кику, и закручивала светлые косы тяжелым узлом на затылке.

На белой шее переливалось подаренье Федора – драгоценное ожерелье из алмазов и

индийских сапфиров, и одевала Феодосия расшитый серебром лазоревый опашень.

Каждый раз, ловя на себе взгляд Федора, она смущалась – покойный ее муж смотрел на

Феодосию всегда ровно, - нежно и ласково, - а тут, сидя напротив Федора в крестовой

горнице, она чувствовала, будто нет на ней ни скрывающей фигуру одежды, ни аккуратно

убранных волос.

Она и не думала, что так бывает – почти восемь лет прожив с мужем, Феодосия была

уверена, что известно ей все, про то, что случается между мужчиной и женщиной в брачной

постели. Оказалось же, что знает она мало, и каждый раз Феодосия отдавалась на волю

Федора и позволяла вести себя все дальше, по тем дорогам, что были ее ранее неведомы.

Федор Вельяминов торопился домой, подхлестывая коня.

За три месяца брака он вспомнил позабытые давно чувства– тепло очага, и женщину,

которая каждый раз встречала его улыбкой и объятием – красивую и молодую свою жену,

что каждый раз смотрела на него так, что Федору немедленно хотелось отнести ее на руках

на брачное ложе и остаться там с ней навсегда.

С покойницей Аграфеной было совсем по-другому. В последние годы брака, перед смертью

ее, Федор испытывал к рано состарившейся, болезненной жене, жалость, а не желание. И

даже то, что соединяет мужчину и женщину в брачной постели, стало для него источником

тревоги, а не наслаждения – зная, что не живут у них дети, Федор всякий раз чувствовал, что

подвергает свою жену почти смертельной опасности.

После ужина Федор пересел в большое кресло, а Феодосия, как это было у них заведено,

принесла из своих горниц книгу, и устроилась у него на коленях. Сейчас они читали фабулы

Эзопа и Федор с наслаждением слушал мелодичный голос жены, четко выговаривающий

греческие слова.

Прочла она басню про льва и лису, и усмешливо взглянула на Федора:

- Вот так же и я, Федор Васильевич, смотрела на тебя вначале – не смея заговорить.

- А теперь привыкла? – он взялся руками за ее косы и распустил их так, что ее льняные

волосы упали ниже талии.

- Привыкла-то, привыкла, - рассмеялась Феодосия, - а все ж остерегаюсь иногда – кто я

перед львом?

- Львица, вот кто, - пробормотал Федор, открывая ее белоснежную шею и целуя то место,

где, словно дорожка камешков, начинался позвоночник.

-Или то, что я вчера ночью слышал, помстилось мне? А, Феодосия? - он начал расстегивать

ее опашень – медленно, аккуратно. «Потому что никто, кроме львицы, на такое не способен,

боярыня».

Она приблизила губы вплотную к его уху и тихо, но ясно сказала: «Разве ж стала бы я

львицей, ежели бы не лев, что рядом со мной?».

Каждый вечер Федор давал себе обещание, что велит сломать лестницу, что вела в их

брачный покой – такой долгой казалась ему дорога наверх.

Она лежала в его объятьях, и обнаженное тело ее казалось Федору изваянием языческой

богини, что видел он на картинках в рукописях, по которым учился. Светлые волосы

золотились на подушке, губы были раскрыты в истоме, голова покоилась на его плече. Он

аккуратно, нежно, совсем не так, как несколько минут назад, поцеловал ее сомкнутые,

затрепетавшие под его губами веки.

Не открывая глаз, Феодосия сказала: «И кто из нас, боярин более молод? Каждый раз думаю

– все же ты, а не я».

- Знаешь, как говорят? – он провел пальцами по ее щеке, бархатистой, нежной, словно

лепесток цветка. «Молодого вина выпьешь, и скоро протрезвеешь, а старое – пьянит

надолго. Ну, так как, боярыня – молодого тебе вина налить, али старого?»