младенчик, но боль-то она одна – что у взрослого, что у ребенка.
А потом гробик этот крохотный, будто кукла в нем, и курят ладаном, и поют, а ты стоишь и
думаешь – Господи, да меня лучше возьми, какой же родитель за свое дитя не пострадает,
боль не потерпит?
Что ж ты, Господи, младенчика-то невинного так мучаешь, за что это ему? И, стыдно
сказать, проклинаешь Бога. А потом все заново. И так восемь раз, Федосья, восемь раз
стоял я у гроба детей своих.
Никогда не видела Феодосия своего мужа плачущим, и сейчас он сдерживался изо всех сил,
сцепив, зубы, сжав лежащую на столе руку в кулак.
- Федя, - шепнула она. «Федя, родной мой, прости меня».
- Потому и берегу я тебя, Феодосия, что, кроме тебя, и дитяти нашего не рожденного, нет у
меня более никого. – Федор, обняв ее, поцеловал в теплый лоб,- там, где начинались
соломенные, мягкие волосы. «Матвей что – он ровно отрезанный ломоть, и не в дому уже
вовсе, а вы со мной до конца дней моих будете.
Немного их, тех дней, осталось, любимая, - увидев, как Феодосия хочет что-то сказать,
Федор мягко приложил палец к ее губам, - и хочу я, чтобы ты провела ты их со мной в
радости и веселии, прославляя Всевышнего, а, не проклиная Его».
- Не знала я, Федор, что так бывает, - задумчиво сказала Феодосия.
- Про что не знала? – спросил Вельяминов.
- Не знала я, муж мой, что может женщина так любить мужчину, как я тебя.
- Васю, - Феодосия застыла на мгновение, и, встряхнув головой, продолжила, - «Васю
покойного я совсем по-иному любила. А ты мне будто глаза раскрыл – просыпаюсь я и
радуюсь, что ты рядом со мной, днем вспоминаю тебя – все ли ладно у боярина, здоров ли
он, какие у него дела и заботы, вечером вижу тебя, и сердце мое спокойно. А ночью… - тут
Феодосия замолчала и залилась краской.
- Ну, уж, боярыня, сказавши слово, скажи и второе, - рассмеялся Федор. «Начала, так не
отступай».
- А ночью думаю – милостив Бог ко мне, что оказалась я удостоенной такого мужа, - твердо
глядя в глаза Федору, закончила Феодосия.
Он хмыкнул и, подняв ее за подбородок, вгляделся в серые, с прозеленью глаза.
- Ты что ж, боярыня, думаешь, что Господь свои милости только по ночам оказывает? Бог, -
Он, Феодосия,- как сказано в Псалмах Давидовых,- «не спит и не дремлет». Бывает, и днем
удостоит людей Своего присутствия.
Феодосия почувствовала, что покраснела не только лицом, но и телом. «Невместно же…» -
слабым голосом сказала она.
- Ах, какая боярыня скромница, - поддразнил ее Федор, и Феодосия почувствовала, как руки
мужа искусно проникают туда, куда ходу им было пока – только ночью. «Добродетельная
боярыня, разумная. Да та ли это боярыня, что вчера…. - на этих словах Феодосия, не в
силах смущаться далее, закрыла мужу губы поцелуем.
Федор легко подхватил ее на руки и понес наверх. Наложив засов на дверь, он прижал
Феодосию к себе покрепче и прошептал: «Знаешь, боярыня, при дневном свете многое
видно, что я давно хотел поближе рассмотреть».
Вечером приехали к ним Воронцовы – одни, без детей. Матвей Вельяминов и Степан
Воронцов с вечера уехали на охоту по свежевыпавшему снегу, а на исходе дня собрались,
вместе с другими отроками из хороших семей, ходить ряжеными.
Маша Воронцова собрала подруг на Рождественке, и они гадали под присмотром старой
боярыни Голицыной, дальней сродственницы Воронцовых. Так и получилось, что
Воронцовы, оставив почти трехлетнего Петю на попечение мамок, одни, будто молодожены,
приехали к Вельяминовым.
После ужина Феодосия с Прасковьей ушли на женскую часть. Боярыня Вельяминова
сбросила сафьяновые сапожки и забралась с ногами в кресло.
- Что-то уставать я стала, Прасковья, к вечеру-то, - пожаловалась она.
- Так не девчонка уже, - улыбнулась Воронцова. «Я, когда близнецов носила, чуть поболе
пятнадцати годков была, так не поверишь – с Михайлой на охоту ездила, и речку
переплывала за две недели до родов. А с Петей полсрока пролежала – не было сил
двинуться, годы-то не те».
- Да и Федор еще, - Феодосия вздохнула, - носится со мной, будто я больная какая. Хотела
объяснить ему, что с дитем все в порядке, так он не слушает. Вот и сижу здесь.
-Ну, ты, матушка, строго его не суди. Все же Аграфена-покойница у него перед глазами, а та,
не про нас будь сказано, то ли порченая была, то ли еще что – не жили у нее младенцы.
Восемь раз они с Аграфеной детей хоронили, и это только тех, что она живыми рожала, а уж
Читать дальше