Andrew - o 8b191ad8675a2039

хороша ж ты, боярыня, словно лебедь белая!»

Феодосия, стоявшая в одной нижней рубашке, жарко покраснела, и, чтобы скрыть смущение,

потянула из рук Василисы Аксаковой шелковый летник нежного зеленого цвета, с

изумрудными застежками.

Старая боярыня Голицына стала расчесывать Феодосии волосы. «Муж-то твой, Федосья, -

глухим шепотком промолвила она, наклонившись к уху боярыни, - хорош по всем статям. Я

Аграфене, жене его покойной, крестной матерью доводилась. Так та и через двадцать лет

после свадьбы каждую ночь с ним была, да и днем, случалось, своего не упускала!»

Боярыни, окружавшие Феодосию, сначала зарумянились от смущения, а потом, отворачивая

лица, стали тихонько хихикать.

- Что скалитесь-то? - прикрикнула Голицына. «Небось, девок тут нету, все на Божьем

суде были, с мужьями живете и детей рожаете — не святым же духом сие происходит!»

- Ай да Евдокия Васильевна! - захлопала в ладоши Анастасия. «Вот уж истинно, как

правду скажет, так скажет! Вот тебе бы, Федосеюшка, тоже деток мужу народить — Матвей-

то уже совсем взрослый, все с царем Иваном Васильевичем, а так бы еще больше радости в

дому было» - царица потянулась, выставив свое, уже набухшее, чрево.

- На все Божья воля,- улыбаясь, тихо ответила Феодосия.

- А ты, Федосья, на Бога надейся, да сама не плошай, - ворчливо сказала Голицына,

вдевая в уши невесты тяжелые серьги с индийскими смарагдами. «Знаешь, как говорят —

водою плывучи, что со вдовою живучи».

Тут уже все боярыни, во главе с самой Анастасией Романовной, не смогли сдержать смеха.

Когда Феодосию одели — три летника, тяжелый парчовый опашень, и унизали пальцы

перстнями, принесли подарки от жениха .В драгоценной золотой шкатулке лежали

жемчужные ожерелья, кольца с яхонтами, лалами и аметистами, в другой — серебряной,

сканного дела, - лакомства и сласти.

Венчались вдовец со вдовицею, поэтому служба была самая простая, венцы возлагали не на

головы, а на правое плечо новобрачных. Свадебный пир был тоже небольшой — в городской

усадьбе Вельяминовых собралось лишь десятка три самых близких сродственников и

друзей.

Матвей, несший в церкви перед невестой образ Богоматери, и сейчас сидевший напротив

своей новой мачехи, исподтишка смотрел на ее скромное, словно у Владычицы на иконе,

лицо. Она сидела рядом с мужем, опустив глаза, и все щипала тонкими пальцами каравай

хлеба на серебряном блюде.

Федор Вельяминов еле сдерживал себя. Согласно обычаю, он не видел Феодосию со

времени сговора и рукобитья — вот уже больше месяца, и сейчас, вдыхая свежий, травяной

аромат ее волос и кожи, незаметно, под столом, рвал тонкий шелковый плат. Невместно

было сейчас, на глазах у всех, коснуться даже ее малого пальчика, а в церкви, меняясь

кольцами, он едва устоял на ногах, почувствовав мягкую податливость ее руки.

На виске у нее вились мелкие завитушки белокурых волос, сейчас, в свете заката,

окрасившихся в червонное золото. Она чуть слышно вдыхала, только небольшая грудь едва

двигалась под шелками и парчой венчальной одежды. Федор краем глаза видел ее чудно

вырезанные губы и длинные ресницы.

Когда внесли последнюю перемену блюд, стольник Михайло Воронцов,- посаженый отец, -

встал, поклонился молодым и протянул им завернутого в льняное полотенце жареного

лебедя:

- Не пора ли гостям ехать со двора, не пора ли молодым идти почивать?

Новобрачных с шутками и пением проводили в спальную горницу, устланную драгоценными

мехами, на пороге обсыпали конопляным семенем. В комнате было темно, дрожали только

огоньки свечей по углам, да лился из окна серебряный луч полной луны.

Глаза Феодосии сверкали кошачьим блеском. Она шагнула к высокой кровати, но Федор

вдруг остановил ее: «Подожди!». Он прислушался — на дворе уже было тихо, последние

гости разъехались.

Он снял с Феодосии шуршащую твердую парчу, оставив ее в одном мягком шелковом

летнике. Женщина торопливо сдернула кольца, вынула серьги — самоцветы градом

застучали по доскам пола. Высокая бабья кика полетела на кровать, и Федор чуть не

застонал, когда почувствовал рядом с собой мягкий лен жениных волос. Феодосия быстро

замотала косы платком.

Выходили, таясь, по крутой боковой лестнице. Неприметный возок уже стоял во дворе,

запряженный невидной лошадью. Федор сел на козлы, и с гиканьем помчал по узким улицам

вниз, к перевозу на Москве-реке.