LibCat » Книги » Проза » Юмористическая проза » Илья Ильф - Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты

Илья Ильф - Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Илья Ильф - Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Юмористическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты
Автор:
Илья Арнольдович Ильф
Жанр:
Юмористическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
3 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 60
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

В романе «Двенадцать стульев» авторы показывают пошлый мирок обывателей и хапуг, которых легко обманывает «великий комбинатор», ловкий жулик и авантюрист Остап Бендер.

Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Just one moment."	Одну минуточку.
Ostap put on his orange-coloured boots and walked up and down the room.	Остап надел на голые ноги апельсиновые штиблеты, прошелся по комнате и начал:
"Which frontier did you cross?	- Вы через какую границу?
Was it the Polish, Finnish, or Rumanian frontier?	Польскую? Финляндскую? Румынскую?
An expensive pleasure, I imagine.	Должно быть, дорогое удовольствие.
A friend of mine recently crossed the frontier. He lives in Slavuta, on our side, and his wife's parents live on the other.	Один мой знакомый переходил недавно границу, он живет в Славуте, с нашей стороны, а родители его жены в Леденятах, с той стороны.
He had a row with his wife over a family matter; she comes from a temperamental family.	По семейному делу поссорился он с женой, а она из обидчивой фамилии.
She spat in his face and ran across the frontier to her parents.	Плюнула ему в рожу и удрала через границу к родителям.
The fellow sat around for a few days but found things weren't going well. There was no dinner and the room was dirty, so he decided to make it up with her.	Этот знакомый посидел дня три один и видит -дело плохо: обеда нет, в комнате грязно, и решил помириться.
He waited till night and then crossed over to his mother-in-law.	Вышел ночью и пошел через границу к тестю.
But the frontier guards nabbed him, trumped up a charge, and gave him six months. Later on he was expelled from the trade union.	Тут его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на шесть месяцев, а потом исключили из профсоюза.
The wife, they say, has now gone back, the fool, and her husband is in prison.	Теперь, говорят, жена прибежала назад, дура, а муж в допре сидит.
She is able to take him things. . . . Did you come that way, too?"	Она ему передачу носит... А вы тоже через польскую границу переходили?
"Honestly," protested Ippolit Matveyevich, suddenly feeling himself in the power of the talkative young man who had come between him and the jewels. "Honestly, I'm a citizen of the RSFSR.	- Честное слово, - вымолвил Ипполит Матвеевич, чувствуя неожиданную зависимость от разговорчивого молодого человека, ставшего на его дороге к бриллиантам, - честное слово, я подданный РСФСР.
I can show you my identification papers, if you want."	В конце концов я могу вам показать паспорт...
"With printing being as well developed as it is in the West, the forgery of Soviet identification papers is nothing. A friend of mine even went as far as forging American dollars.	- При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт - это такой пустяк, что об этом смешно говорить... Один мой знакомый доходил до того, что печатал даже доллары.
And you know how difficult that is.	А вы знаете, как трудно подделать американские доллары?
The paper has those different-coloured little lines on it.	Там бумага с такими, знаете, разноцветными волосками.
It requires great technique.	Нужно большое знание техники.

He managed to get rid of them on the Moscow black market, but it turned out later that his grandfather, a notorious currency-dealer, had bought them all in Kiev and gone absolutely broke. The dollars were counterfeit, after all.	Он удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что доллары были все-таки фальшивые.
So your papers may not help you very much either."	Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.
Despite his annoyance at having to sit in a smelly caretaker's room and listen to an insolent young man burbling about the shady dealings of his friends, instead of actively searching for the jewels, Ippolit Matveyevich could not bring himself to leave.	Ипполит Матвеевич, рассерженный тем, что вместо энергичных поисков бриллиантов он сидит в вонючей дворницкой и слушает трескотню молодого нахала о темных делах его знакомых, все же никак не решался уйти.
He felt great trepidation at the thought that the young stranger might spread it round the town that the ex-marshal had come back.	Он чувствовал сильную робость при мысли о том, что неизвестный молодой человек разболтает по всему городу, что приехал бывший предводитель.
That would be the end of everything, and he might be put in jail as well.	Тогда - всему конец, а может быть, еще в ГПУ посадят.
'Don't tell anyone you saw me," said Ippolit Matveyevich. "They might really think I'm an emigre."	- Вы все-таки никому не говорите, что меня видели, - просительно сказал Ипполит Матвеевич, - могут и впрямь подумать, что я эмигрант.
"That's more like it!	-Вот! Вот это конгениально.
First we have an Emigre who has returned to his home town, and then we find he is afraid the secret police will catch him."	Прежде всего актив: имеется эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его заберут в ГПУ.
"But I've told you a hundred times, I'm not an emigre."	- Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант!
"Then who are you?	- А кто вы такой?
Why are you here?"	Зачем вы сюда приехали?
"I've come from N. on certain business."	- Ну, приехал из города N по делу.
"What business?"	- По какому делу?
"Personal business."	- Ну, по личному делу.
"And then you say you're not an emigre!	- И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?..
A friend of mine . . ."	Один мой знакомый тоже приехал...
At this point, Ippolit Matveyevich, driven to despair by the stories of Bender's friends, and seeing that he was not getting anywhere, gave in.	Тут Ипполит Матвеевич, доведенный до отчаяния историями о знакомых Бендера и видя, что его не собьешь с позиции, покорился.
"All right," he said. "I'll tell you everything."	- Хорошо, - сказал он, - я вам все объясню.
Anyway, it might be difficult without an accomplice, he thought to himself, and this fellow seems to be a really shady character.	"В конце концов без помощника трудно, -подумал Ипполит Матвеевич, - а жулик он, кажется, большой.
He might be useful.	Такой может быть полезен".
CHAPTER SIX	Глава VIII

A DIAMOND HAZE	Бриллиантовый дым
Ippolit Matveyevich took off his stained beaver hat, combed his moustache, which gave off a shower of sparks at the touch of the comb, and, having cleared his throat in determination, told Ostap Bender, the first rogue who had come his way, what his dying mother-in-law had told him about her jewels.	Ипполит Матвеевич снял с головы пятнистую касторовую шляпу, расчесал усы, из которых, при прикосновении гребешка, вылетела дружная стайка небольших электрических искр, и, решительно откашлявшись, рассказал Остапу Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что ему было известно о бриллиантах со слов умирающей тещи.
During the account, Ostap jumped up several times and, turning to the iron stove, said delightedly:	В продолжение рассказа Остап несколько раз вскакивал и, обращаясь к железной печке, восторженно вскрикивал:
"Things are moving, gentlemen of the jury.	- Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Things are moving."	Лед - тронулся!
An hour later they were both sitting at the rickety table, their heads close together, reading the long list of jewellery which had at one time adorned the fingers, neck, ears, bosom and hair of Vorobyaninov's mother-in-law.	А уже через час оба сидели за шатким столиком и, упираясь друг в друга головами, читали длинный список драгоценностей, некогда украшавших тещины пальцы, шею, уши, грудь и волосы.
Ippolit Matveyevich adjusted the pince-nez, which kept falling off his nose, and said emphatically:	Ипполит Матвеевич, поминутно поправляя колебавшееся на носу пенсне, с ударением произносил:
"Three strings of pearls. . . . Yes, I remember them. Two with forty pearls and the long one had a hundred and ten. A diamond pendant . . . Claudia Ivanovna used to say it was worth four thousand roubles; an antique."	-Три нитки жемчуга... Хорошо помню... Две по сорок бусин, а одна большая - в сто десять... Бриллиантовый кулон... Клавдия Ивановна говорила, что 4000 стоит, старинной работы...
Next came the rings: not thick, silly, and cheap engagement rings, but fine, lightweight rings set with pure, polished diamonds; heavy, dazzling earrings that bathe a small female ear in multi-coloured light; bracelets shaped like serpents, with emerald scales; a clasp bought with the profit from a fourteen-hundred-acre harvest; a pearl necklace that could only be worn by a famous prima donna; to crown everything was a diadem worth forty thousand roubles.	Дальше шли кольца, не обручальные кольца, толстые, глупые и дешевые, а тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами; тяжелые ослепительные подвески, кидающие на маленькое женское ухо разноцветный огонь; браслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермуар, на который ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне; венцом всего была сорокатысячная диадема.
Ippolit Matveyevich looked round him.	Ипполит Матвеевич оглянулся.
A grass-green emerald light blazed up and shimmered in the dark corners of the caretaker's dirty room.	По темным углам зачумленной дворницкой вспыхивал и дрожал изумрудный весенний свет.
A diamond haze hung near the ceiling.	Бриллиантовый дым держался под потолком.
Pearls rolled across the table and bounced along the floor.	Жемчужные бусы катились по столу и прыгали по полу.
The room swayed in the mirage of gems.	Драгоценный мираж потрясал комнату.
The sound of Ostap's voice brought the excited Ippolit Matveyevich back to earth.	Взволнованный Ипполит Матвеевич очнулся только от звуков голоса Остапа.

"Not a bad choice.	- Выбор неплохой.
The stones have been tastefully selected, I see.	Камни, я вижу, подобраны со вкусом.
How much did all this jazz cost?"	Сколько вся эта музыка стоила?
"Seventy to seventy-five thousand."	- Тысяч семьдесят - семьдесят пять.
"Hm . . . Then it's worth a hundred and fifty thousand now."	- Мгу... Теперь, значит, стоит полтораста тысяч.
"Really as much as that?" asked Ippolit Matveyevich jubilantly.	- Неужели так много? - обрадованно спросил Воробьянинов.
"Not less than that.	- Не меньше.
However, if I were you, dear friend from Paris, I wouldn't give a damn about it."	Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все это.
"What do you mean, not give a damn?"	- Как плюнуть?!
"Just that. Like they used to before the advent of historical materialism."	- Слюной, - ответил Остап, - как плевали до эпохи исторического материализма. Ничего не выйдет.
"Why?"	- Как же так?
"I'll tell you.	- А вот как.
How many chairs were there?"	Сколько было стульев?
"A dozen.	- Дюжина.
It was a drawing-room suite."	Гостиный гарнитур.
"Your drawing-room suite was probably used for firewood long ago."	- Давно, наверно, сгорел ваш гостиный гарнитур в печках.
Ippolit Matveyevich was so alarmed that he actually stood up.	Воробьянинов так испугался, что даже встал с места.
"Take it easy.	- Спокойно, спокойно.
I'll take charge.	За дело берусь я.
The hearing is continued.	Заседание продолжается.
Incidentally, you and I will have to conclude a little deal."	Кстати, нам с вами нужно заключить небольшой договорчик.
Breathing heavily, Ippolit Matveyevich nodded his assent.	Тяжело дышавший Ипполит Матвеевич кивком головы выразил свое согласие.
Ostap Bender then began stating his terms.	Тогда Остап Бендер начал вырабатывать условия.
"In the event of acquisition of the treasure, as a direct partner in the concession and as technical adviser, I receive sixty per cent. You needn't pay my national health; I don't care about that."	- В случае реализации клада я, как непосредственный участник концессии и технический руководитель дела, получаю шестьдесят процентов, а соцстрах можете за меня не платить. Это мне все равно.
Ippolit Matveyevich turned grey.	Ипполит Матвеевич посерел.
"That's daylight robbery!"	- Это грабеж среди бела дня.
"And how much did you intend offering me? "	- А сколько же вы думали мне предложить?

"Well. . . er . . . five per cent, or maybe even ten per cent.	- Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец.
You realize, don't you, that's fifteen thousand roubles!"	Вы поймите, ведь это же 15 000 рублей!
"And that's all?"	- Больше вы ничего не хотите?
"Yes	- Н-нет.
"Maybe you'd like me to work for nothing and also give you the key of the apartment where the money is? "	- А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дать вам ключ от квартиры, где деньги лежат, и сказать вам, где нет милиционера?
"In that case, I'm sorry," said Vorobyaninov through his nose. "I have every reason to believe I can manage the business by myself."	- В таком случае - простите! - сказал Воробьянинов в нос. - У меня есть все основания думать, что я и один справлюсь со своим делом.
"Aha!	- Ага!
In that case, I'm sorry," retorted the splendid Ostap. "I have just as much reason to believe, as Andy Tucker used to say, that I can also manage your business by myself."	В таком случае - простите, - возразил великолепный Остап, - у меня есть не меньшие основания, как говорил Энди Таккер, предполагать, что и я один смогу справиться с вашим делом.
"You villain!' cried Ippolit Matveyevich, beginning to shake.	- Мошенник! - закричал Ипполит Матвеевич, задрожав.
Ostap remained unmoved.	Остап был холоден.
"Listen, gentleman from Paris, do you know your jewels are practically in my pocket?	- Слушайте, господин из Парижа, а знаете ли вы, что наши бриллианты почти что у меня в кармане!
And I'm only interested in you as long as I wish to prolong your old age."	И вы меня интересуете постольку, поскольку я хочу обеспечить вашу старость!
Ippolit Matveyevich realized at this point that iron hands had gripped his throat.	Тут только Ипполит Матвеевич понял, какие железные лапы схватили его за горло.
"Twenty per cent," he said morosely.	- Двадцать процентов, - сказал он угрюмо.
"And my grub?" asked Ostap with a sneer.	- И мои харчи? - насмешливо спросил Остап.
"Twenty-five."	- Двадцать пять.
"And the key of the apartment?"	- И ключ от квартиры?
"But that's thirty-seven and a half thousand!"	- Да ведь это тридцать семь с половиной тысяч!
"Why be so precise?	- К чему такая точность?
Well, all right, I'll settle for fifty per cent.	Ну так и быть - пятьдесят процентов.
We'll go halves."	Половина - ваша, половина - моя.
The haggling continued, and Ostap made a further concession.	Торг продолжался. Остап еще уступил.
Out of respect for Vorobyaninov, he was prepared to work for forty per cent.	Он, из уважения к личности Воробьянинова, соглашался работать из сорока процентов.
"That's sixty thousand!" cried Vorobyaninov.	- Шестьдесят тысяч! - кричал Воробьянинов.

"You're a rather nasty man," retorted Bender. "You're too fond of money."	- Вы довольно пошлый человек, - возражал Бендер, - вы любите деньги больше, чем надо.
"And I suppose you aren't?" squeaked Ippolit Matveyevich in a flutelike voice.	- А вы не любите денег? - взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.
"No, I'm not."	-Я не люблю.
"Then why do you want sixty thousand? "	- Зачем же вам шестьдесят тысяч?
"On principle!"	- Из принципа!
Ippolit Matveyevich took a deep breath.	Ипполит Матвеевич только дух перевел.
"Well, are things moving?" pressed Ostap.	- Ну что, тронулся лед? - добавил Остап.
Vorobyaninov breathed heavily and said humbly:	Воробьянинов запыхтел и покорно сказал:
"Yes, □ things are moving." "It's a bargain. District Chief of the Comanchi!"	- Тронулся. - Ну, по рукам, уездный предводитель команчей! Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

As soon as Ippolit Matveyevich, hurt by the nickname, "Chief of the Comanchi", had demanded an apology, and Ostap, in a formal apology, had called him "Field Marshal", they set about working out their disposition.	После того как Ипполит Матвеевич, обидевшись на прозвище "предводителя команчей", потребовал извинений и Остап, произнося извинительную речь, назвал его фельдмаршалом, - приступили к выработке диспозиции. В это время дворник Тихон пропивал в пивной "Фазис" рубль, чудесным образом попавший в его руку. Пять слепых гармонистов, тесно прижавшись друг к другу, сидели на крохотном деревянном островке, морщась от долетавших до них брызг пивного прибоя. Появлением барина и тремя бутылками пива дворник был растроган до глубины души. Все казалось ему превосходным: и барин, и пиво, и даже предостерегающий плакат: "Прозба непреличными словами не выражатся". Слово "не" давно уже было вырвано с мясом каким-то весельчаком. И эта особенность страшно смешила дворника Тихона. Дворник крутил головой и бормотал: - Выдумали же, дьяволы! Насмеявшись вдоволь, дворник Тихон взял последнюю свою бутылку и пошел к соседнему столику, за которым сидели совершенно ему не знакомые штатские молодые люди. - А что, солдатики, - спросил Тихон, подсаживаясь, - верно говорят, что помещикам землю скоро отдавать будут? Молодые люди загоготали. Один из них спросил: - Ты-то сам из помещиков будешь? - Мы из дворников, -ответил Тихон, - а, буду говорить, помещик, положим, вернулся. И ему земли не дадут? - Ну ясно, дура ты, не дадут. Тихон очень удивился, допил пиво, опьянел еще больше и заболботал что-то несуразное про вернувшегося барина. Молодые люди насилу высадили его из-за своего столика. - Барин, - бормотал Тихон, - медаль даст. Приехал мой барин. - Ну и дурак же! - подытожили молодые люди. - Это чей дворник? - Вдовьего дома. Бывшего Воробьянинского. - Вернется он сюда, как же! Ему и заграницей неплохо. - А может, вернулся - в спецы метит.
At midnight Tikhon, the caretaker, hanging on to all the garden fences on the way and clinging to the lamp posts, tottered home to his cellar.	В полночь дворник Тихон, хватаясь руками за все попутные палисадники и надолго приникая к столбам, тащился в свою пещеру.
To his misfortune, there was a full moon.	На его несчастье было новолунье.
"Ah!	-А!
The intellectual proletarian!	Пролетарий умственного труда!
Officer of the Broom!" exclaimed Ostap, catching sight of the doubled-up caretaker.	Работник метлы! - воскликнул Остап, завидя согнутого в колесо дворника.

The caretaker began making low-pitched, passionate noises of the kind sometimes heard when a lavatory suddenly gurgles heatedly and fussily in the stillness of the night.	Дворник замычал низким и страстным голосом, каким иногда, среди ночной тишины, вдруг горячо и хлопотливо начинает мычать унитаз.
"That's nice," said Ostap to Vorobyaninov. "Your caretaker is rather a vulgar fellow.	- Это конгениально, - сообщил Остап Ипполиту Матвеевичу, - а ваш дворник довольно-таки большой пошляк.
Is it possible to get as drunk as that on a rouble?"	Разве можно так напиваться на рубль?
"Yes, it is," said the caretaker unexpectedly.	- М-можно, - сказал неожиданно прозревший дворник.
"Listen, Tikhon," began Ippolit Matveyevich. "Have you any idea what happened to my furniture, old man ? "	- Послушай, Тихон, - начал Ипполит Матвеевич, -не знаешь ли ты, дружок, что с моей мебелью?
Ostap carefully supported Tikhon so that the words could flow freely from his mouth.	Остап осторожно поддерживал Тихона, чтобы речь могла свободно литься из его широко открытого рта.
Ippolit Matveyevich waited tensely.	Ипполит Матвеевич в напряжении ждал.
But the caretaker's mouth, in which every other tooth was missing, only produced a deafening yell:	Но из дворницкого рта, в котором зубы росли не подряд, а через один, вырвался оглушающий крик:
"Haa-aapy daa-aays . .."	- Бывывывали дни вессселые...
The room was filled with an almighty din.	Дворницкая наполнилась громом и звоном.
The caretaker industriously sang the whole song through.	Дворник трудолюбиво и старательно исполнял свой хорал, не пропуская ни единого слова.
He moved about the room bellowing, one moment sliding senseless under a chair, the next moment hitting his head against the brass weights of the clock, and then going down on one knee.	Он ревел, двигаясь по комнате, то бессознательно ныряя под стол, то ударяясь картузом о медную цилиндрическую гирю "ходиков", то становясь на одно колено.
He was terribly happy.	Ему было страшно весело.
Ippolit Matveyevich was at a loss to know what to do.	Ипполит Матвеевич совсем потерялся.
"Cross-examination of the witness will have to be adjourned until tomorrow morning," said Ostap. "Let's go to bed."	- Придется отложить опрос свидетелей до утра, -сказал Остап. - Будем спать.
They carried the caretaker, who was as heavy as a chest of drawers, to the bench.	Дворника, тяжелого во сне, как комод, перенесли на скамью.
Vorobyaninov and Ostap decided to sleep together in the caretaker's bed.	Воробьянинов и Остап спали вдвоем на дворницкой кровати.
Under his jacket, Ostap had on a red-and-black checked cowboy shirt; under the shirt, he was not wearing anything.	У Остапа под пиджаком оказалась рубашка "ковбой" в черную и красную клетку. Под рубашкой "ковбой" не было уже больше ничего.
Under Ippolit Matveyevich's yellow waistcoat, already familiar to readers, he was wearing another light-blue worsted waistcoat.	Зато у Ипполита Матвеевича под известным уже читателю лунным жилетом оказался еще один -гарусный, ярко-голубой.
"There's a waistcoat worth buying," said Ostap enviously. "Just my size.	- Жилет прямо на продажу, - завистливо сказал Бендер, - он мне как раз подойдет.

Sell it to me!"	Продайте.
Ippolit Matveyevich felt it would be awkward to refuse to sell the waistcoat to his new friend and direct partner in the concession. Frowning, he agreed to sell it at its original price-eight roubles.	Ипполиту Матвеевичу неудобно было отказывать своему новому компаньону и непосредственному участнику концессии и он, морщась, согласился продать его за свою цену - восемь рублей.
"You'll have the money when we sell the treasure," said Bender, taking the waistcoat, still warm from Vorobyaninov's body.	- Деньги после реализации нашего клада, - заявил Бендер, принимая от Воробьянинова еще теплый жилет.
"No, I can't do things like that," said Ippolit Matveyevich, flushing. "Please give it back."	- Нет, я так не могу, - сказал Ипполит Матвеевич, краснея. - Позвольте жилет обратно.
Ostap's delicate nature was revulsed.	Деликатная натура Остапа возмутилась.
"There's stinginess for you," he cried. "We undertake business worth a hundred and fifty thousand and you squabble over eight roubles!	- Но ведь это же лавочничество! - закричал он. -Начинать полуторастатысячное дело и ссориться из-за восьми рублей!
You want to learn to live it up!"	Учитесь жить широко!..
Ippolit Matveyevich reddened still more, and taking a notebook from his pocket, he wrote in neat handwriting:	Ипполит Матвеевич покраснел еще больше, вынул маленький блокнотик и каллиграфически записал:
25//F/27 Issued to Comrade Bender Rs.8	"25/IV - 27 г. выдано т. Бендеру р. - 8".
Ostap took a look at the notebook.	Остап заглянул в книжечку.
"Oho!	- Ого!
If you're going to open an account for me, then at least do it properly.	Если вы уже открываете мне лицевой счет, то хоть ведите его правильно.
Enter the debit and credit.	Заведите дебет, заведите кредит.
Under 'debit' don't forget to put down the sixty thousand roubles you owe me, and under 'credit' put down the waistcoat.	В дебет не забудьте занести 60 000 рублей, которые вы мне должны, а в кредит - жилет.
The balance is in my favour-59,992 roubles.	Сальдо в мою пользу - 59 992 рубля.
I can live a bit longer."	Еще можно жить.
Thereupon Ostap fell into a silent, childlike sleep.	После этого Остап заснул беззвучным детским сном.
Ippolit Matveyevich took off his woollen wristlets and his baronial boots, left on his darned Jaegar underwear and crawled under the blanket, sniffling as he went.	А Ипполит Матвеевич снял с себя шерстяные напульсники, баронские сапоги и, оставшись в заштопанном егерском белье, посапывая, полез под одеяло.
He felt very uncomfortable.	Ему было очень неудобно.
On the outside of the bed there was not enough blanket, and it was cold. On the inside, he was warmed by the smooth operator's body, vibrant with ideas.	С внешней стороны, где не хватало одеяла, было холодно, а с другой стороны его жгло молодое, полное трепетных идей тело великого комбинатора.
All three had bad dreams.	Всем троим снились сны.

Vorobyaninov had bad dreams about microbes, the criminal investigation department, velvet shirts, and Bezenchuk the undertaker in a tuxedo, but unshaven.	Воробьянинову снились сны черные: микробы, угрозыск, бархатные толстовки и гробовых дел мастер Безенчук в смокинге, но небритый.
Ostap dreamed of: Fujiyama; the head of the Dairy Produce Co-operative; and Taras Bulba selling picture postcards of the Dnieper.	Остап видел вулкан Фудзи-Яму, заведующего Маслотрестом и Тараса Бульбу, продающего открытки с видами Днепростроя.
And the caretaker dreamed that a horse escaped from the stable.	А дворнику снилось, что из конюшни ушла лошадь.
He looked for it all night in the dream and woke up in the morning worn-out and gloomy, without having found it.	Во сне он искал ее до самого утра и, не найдя, проснулся разбитый и мрачный.
For some time he stared in surprise at the people sleeping in his bed.	Долго, с удивлением, смотрел он на спящих в его постели людей.
Not understanding anything, he took his broom and went out into the street to carry out his basic duties, which were to sweep up the horse droppings and shout at the old-women pensioners.	Ничего не поняв, он взял метлу и направился на улицу исполнять свои прямые обязанности: подбирать конские яблоки и кричать на богоделок.
CHAPTER SEVEN	Глава IX
TRACES OF THE TITANIC	Следы "Титаника"
Ippolit Matveyevich woke up as usual at half past seven, mumbled "Guten Morgen", and went over to the wash-basin.	Ипполит Матвеевич проснулся по привычке в половине восьмого, пророкотал "гут морген" и направился к отливу, находившемуся тут же в дворницкой.
He washed himself with enthusiasm, cleared his throat, noisily rinsed his face, and shook his head to get rid of the water which had run into his ears.	Он умывался с наслаждением, отплевывался, причитал и тряс головой, чтобы избавиться от воды, набежавшей в уши.
He dried himself with satisfaction, but on taking the towel away from his face, Ippolit Matveyevich noticed that it was stained with the same black colour that he had used to dye his horizontal moustache two days before.	Вытираться было приятно, но, отняв от лица полотенце, Ипполит Матвеевич увидел, что оно испачкано тем радикально-черным цветом, которым с позавчерашнего дня были окрашены его горизонтальные усы.
Ippolit Matveyevich's heart sank.	Сердце Ипполита Матвеевича сразу потухло.
He rushed to get his pocket mirror.	Он бросился к своему карманному зеркальцу, которое лежало на стуле.
The mirror reflected a large nose and the left-hand side of a moustache as green as the grass in spring.	В зеркальце отразился большой нос и зеленый, как молодая травка, левый ус.
He hurriedly shifted the mirror to the right.	Ипполит Матвеевич поспешно передвинул зеркальце направо.
The right-hand mustachio was the same revolting colour.	Правый ус был того же омерзительного цвета.
Bending his head slightly, as though trying to butt the mirror, the unhappy man perceived that the jet black still reigned supreme in the centre of his square of hair, but that the edges were bordered with the same green colour.	Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный черный цвет еще господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой.

Ippolit Matveyevich's whole being emitted a groan so loud that Ostap Bender opened his eyes.	Все существо Ипполита Матвеевича издало такой громкий стон, что Остап Бендер открыл свои чистые голубые глаза.
"You're out of your mind!" exclaimed Bender, and immediately closed his sleepy lids.	- Вы с ума сошли! - воскликнул Бендер и сейчас же сомкнул свои сонные вежды.
"Comrade Bender," whispered the victim of the Titanic imploringly.	- Товарищ Бендер, - умоляюще зашептала жертва "Титаника".
Ostap woke up after a great deal of shaking and persuasion.	Остап проснулся после многих толчков и уговоров.
He looked closely at Ippolit Matveyevich and burst into a howl of laughter.	Он внимательно посмотрел на Ипполита Матвеевича и радостно засмеялся.
Turning away from the founder of the concession, the chief director of operations and technical adviser rocked with laughter, seized hold of the top of the bed, cried "Stop, you're killing me!" and again was convulsed with mirth.	Отвернувшись от директора-учредителя концессии, главный руководитель работ и технический директор содрогался, хватался за спинку кровати, кричал "не могу" и снова бушевал.
"That's not nice of you, Comrade Bender," said Ippolit Matveyevich and twitched his green moustache.	- С вашей стороны это нехорошо, товарищ Бендер! - сказал Ипполит Матвеевич, с дрожью шевеля зелеными усами.
This gave new strength to the almost exhausted Ostap, and his hearty laughter continued for ten minutes.	Это придало новые силы уже изнемогшему было Остапу. Чистосердечный его смех продолжался еще минут десять.
Regaining his breath, he suddenly became very serious.	Отдышавшись, он сразу сделался очень серьезным.
"Why are you glaring at me like a soldier at a louse?	- Что вы на меня смотрите такими злыми глазами, как солдат на вошь?
Take a look at yourself."	Вы на себя посмотрите.
"But the chemist told me it would be jet black and wouldn't wash off, with either hot water or cold water, soap or paraffin. It was contraband."	- Но ведь мне аптекарь говорил, что это будет радикально-черный цвет. Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином... Контрабандный товар.
"Contraband?	- Контрабандный?
All contraband is made in Little Arnaut Street in Odessa.	Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице.
Show me the bottle. . . . Look at this!	Покажите флакон... И потом посмотрите.
Did you read this?" '-"Yes."	Вы читали это? - Читал.
"What about this bit in small print?	- А вот это, маленькими буквами?
It clearly states that after washing with hot or cold water, soap or paraffin, the hair should not be rubbed with a towel, but dried in the sun or in front of a primus stove. Why didn't you do so?	Тут ясно сказано, что после мытья горячей и холодной водой или мыльной пеной и керосином волосы надо не вытирать, а сушить на солнце или у примуса... Почему вы не сушили?
What can you do now with that greenery? "	Куда вы теперь пойдете с этой зеленой липой?
Ippolit Matveyevich was very depressed.	Ипполит Матвеевич был подавлен.

Tikhon came in and seeing his master with a green moustache, crossed himself and asked for money to have a drink.	Вошел Тихон. Увидя барина в зеленых усах, он перекрестился и попросил опохмелиться.
"Give this hero of labour a rouble," suggested Ostap, "only kindly don't charge it to me.	- Выдайте рубль герою труда, - предложил Остап, - и, пожалуйста, не записывайте на мой счет!
It's a personal matter between you and your former colleague. Wait a minute, Dad, don't go away! There's a little matter to discuss."	Это ваше интимное дело с бывшим сослуживцем... Подожди, отец, не уходи, дельце есть.
Ostap had a talk with the caretaker about the furniture, and five minutes later the concessionaires knew the whole story.	Остап завел с дворником беседу о мебели, и уже через пять минут концессионеры знали все.
The entire furniture had been taken away to the housing division in 1919, with the exception of one drawing-room chair that had first been in Tikhon's charge, but was later taken from him by the assistant warden of the second social-security home.	Всю мебель в 1919 году увезли в жилотдел, за исключением одного гостиничного стула, который сперва находился во владении Тихона, а потом был забран у него завхозом 2-го дома соцобеса.
"Is it here in the house then?"	-Так он что - здесь в доме?
"That's right."	- Здесь и стоит.
"Tell me, old fellow," said Ippolit Matveyevich, his heart beating fast, "when you had the chair, did you . . . ever repair it?"	- А скажи, дружок, - замирая спросил Воробьянинов, - когда стул у тебя был, ты его... не чинил?
"It didn't need repairing.	- Чинить его невозможно.
Workmanship was good in those days.	В старое время работа была хорошая.
The chair could last another thirty years."	Еще тридцать лет такой стул может выстоять.
"Right, off you go, old fellow. Here's another rouble and don't tell anyone I'm here."	- Ну иди, дружок, возьми еще рубль, да смотри не говори, что я приехал.
"I'll be a tomb, Citizen Vorobyaninov."	- Могила, гражданин Воробьянинов.
Sending the caretaker on his way with a cry of "Things are moving," Ostap Bender again turned to Ippolit Matveyevich's moustache.	Услав дворника и прокричав "лед тронулся", Остап Бендер снова обратился к усам Ипполита Матвеевича.
"It will have to be dyed again.	- Придется снова красить.
Give me some money and I'll go to the chemist's.	Давайте деньги - пойду в аптеку.
Your Titanic is no damn good, except for dogs. In the old days they really had good dyes.	Ваш "Титаник" ни к черту не годится, только собак красить... Вот в старое время была красочка!..
A racing expert once told me an interesting story.	Мне один беговой профессор рассказал волнующую историю.
Are you interested in horse-racing?	Вы интересовались бегами?
No?	Нет?
A pity; it's exciting.	Жалко. Волнующая вещь.
Well, anyway . . . there was once a well-known trickster called Count Drutsky.	Так вот... Был такой знаменитый жулик, граф Друцкий.

He lost five hundred thousand roubles on races.	Он проиграл на бегах пятьсот тысяч.
King of the losers!	Король проигрыша.
So when he had nothing left except debts and was thinking about suicide, a shady character gave him a wonderful piece of advice for fifty roubles.	И вот, когда у него уже, кроме долгов, ничего не было и граф подумывал о самоубийстве, один жучок дал ему за 50 рублей замечательный совет.
The count went away and came back a year later with a three-year-old Orloff trotter.	Граф уехал и через год вернулся с орловским рысаком-трехлеткой.
From that moment on the count not only made up all his losses, but won three hundred thousand on top.	После этого граф не только вернул свои деньги, но даже выиграл еще тысяч триста.
Broker-that was the name of the horse-had an excellent pedigree and always came in first.	Его орловец Маклер с отличным аттестатом всегда приходил первым.
He actually beat McMahon in the Derby by a whole length.	На дерби он на целый корпус обошел Мак-Магона.
Terrific! . . .	Гром!..
But then Kurochkin-heard of him?-noticed that all the horses of the Orloff breed were losing their coats, while Broker, the darling, stayed the same colour.	Но тут Курочкин (слышали?) замечает, что все орловцы начинают менять масть - один только Маклер, как дуся, не меняет цвета.
There was an unheard-of scandal.	Скандал был неслыханный!
The count got three years.	Графу дали три года.
It turned out that Broker wasn't an Orloff at all, but a crossbreed that had been dyed. Crossbreeds are much more spirited than Orloffs and aren't allowed within yards of them!	Оказалось, что Маклер не орловец, а перекрашенный метис, а метисы гораздо резвее орловцев и их к ним на версту не подпускают.
Which?	Каково?..
There's a dye for you!	Вот это красочка!
Not quite like your moustache!"	Не то, что ваши усы!..
"But what about the pedigree?	- Но аттестат?
You said it was a good one."	У него ведь был отличный аттестат?
"Just like the label on your bottle of Titanic-counterfeit!	- Такой же, как этикетка на вашем "Титанике", -фальшивый!
Give me the money for the dye."	Давайте деньги на новую краску.
Ostap came back with a new mixture.	Остап вернулся с новой микстурой.
"It's called 'Naiad'.	- "Наяда".
It may be better than the Titanic.	Возможно, что лучше вашего "Титаника".
Take your coat off!"	Снимайте пиджак!
The ceremony of re-dyeing began. But the "Amazing chestnut colour making the hair soft and fluffy" when mixed with the green of the Titanic unexpectedly turned Ippolit Matveyevich's head and moustache all colours of the rainbow.	Начался обряд перекраски, но "изумительный каштановый цвет, придающий волосам нежность и пушистость", смешавшись с зеленью "Титаника", неожиданно окрасил голову и усы Ипполита Матвеевича в краски солнечного спектра.

Vorobyaninov, who had not eaten since morning, furiously cursed all the perfumeries, both those state-owned and the illegal ones on Little Arnaut Street in Odessa.	Ничего еще не евший с утра, Воробьянинов злобно ругал все парфюмерные заводы, как государственные, так и подпольные, находящиеся в Одессе на Малой Арнаутской улице.
"I don't suppose even Aristide Briand had a moustache like that," observed Ostap cheerfully. "However, I don't recommend living in Soviet Russia with ultra-violet hair like yours.	- Таких усов, должно быть, нет даже у Аристида Бриана, - бодро заметил Остап, - но жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской России не рекомендуется.
It will have to be shaved off."	Придется сбрить.
"I can't do that," said Ippolit Matveyevich in a deeply grieved voice. "That's impossible."	- Я не могу, - скорбно ответил Ипполит Матвеевич, - это невозможно.
"Why? Has it some association or other?"	- Что, усы дороги вам как память?
"I can't do that," repeated Vorobyaninov, lowering his head.	- Не могу, - повторил Воробьянинов, понуря голову.
"Then you can stay in the caretaker's room for the rest of your life, and I'll go for the chairs.	- Тогда вы всю жизнь сидите в дворницкой, а я пойду за стульями.
The first one is upstairs, by the way."	Кстати, первый стул над нашей головой.
"All right, shave it then!"	- Брейте!
Bender found a pair of scissors and in a flash snipped off the moustache, which fell silently to the floor.	Разыскав ножницы, Бендер мигом отхватил усы, и они, взращиваемые Ипполитом Матвеевичем десятилетиями, бесшумно свалились на пол.
When the hair had been cropped, the technical adviser took a yellowed Gillette razor from his pocket and a spare blade from his wallet, and began shaving Ippolit Matveyevich, who was almost in tears by this time.	С головы падали волосы радикально-черного цвета, зеленые и ультрафиолетовые. Покончив со стрижкой, технический директор достал из кармана старую бритву "Жилет", а из бумажника запасное лезвие, - стал брить почти плачущего Ипполита Матвеевича.
"I'm using my last blade on you, so don't forget to credit me with two roubles for the shave and haircut."	- Последний ножик на вас трачу. Не забудьте записать на мой дебет два рубля за бритье и стрижку.
"Why so expensive?" Ippolit managed to ask, although he was convulsed with grief.	Содрогаясь от горя, Ипполит Матвеевич все-таки спросил: - Почему же так дорого.
"It should only cost forty kopeks."	Везде стоит сорок копеек.
"For reasons of security, Comrade Field Marshal!" promptly answered Ostap.	- За конспирацию, товарищ фельдмаршал, -быстро ответил Бендер.
The sufferings of a man whose head is being shaved with a safety razor are incredible.	Страдания человека, которому безопасной бритвой бреют голову, - невероятны.
This became clear to Ippolit Matveyevich from the very beginning of the operation.	Это Ипполит Матвеевич понял с самого начала операции. Посередине Остап прервал свое ужасное дело и сладко спросил: - Бритвочка не беспокоит? - Конечно, беспокоит, - застрадал Воробьянинов. - Почему же она вас беспокоит, господин предводитель? Она ведь не советская, а заграничная.
But all things come to an end.	Но конец, который бывает всему, пришел.

"There!	- Готово.
The hearing continues!	Заседание продолжается!
Those suffering from nerves shouldn't look."	Нервных просят не смотреть!
Ippolit Matveyevich shook himself free of the nauseating tufts that until so recently had been distinguished grey hair, washed himself and, feeling a strong tingling sensation all over his head, looked at himself in the mirror for the hundredth time that day.	Теперь вы похожи на Боборыкина, известного автора-куплетиста. Ипполит Матвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья, бывшие так недавно красивыми сединами, умылся и, ощущая на всей голове сильное жжение, в сотый раз сегодня уставился в зеркало.
He was unexpectedly pleased by what he saw.	То, что он увидел, ему неожиданно понравилось.
Looking at him was the careworn, but rather youthful, face of an unemployed actor.	На него смотрело искаженное страданиями, но довольно юное лицо актера без ангажемента.
"Right, forward march, the bugle is sounding!" cried Ostap. "I'll make tracks for the housing division, while you go to the old women."	- Ну, марш вперед, труба зовет! - закричал Остап. - Я по следам в жилотдел, или, вернее, в тот дом, в котором когда-то был жилотдел, а вы к старухам!
"I can't," said Ippolit Matveyevich. "It's too painful for me to enter my own house."	- Я не могу, - сказал Ипполит Матвеевич, - мне очень тяжело будет войти в собственный дом.
"I see.	- Ах, да!..
A touching story.	Волнующая история!
The exiled baron!	Барон-изгнанник!
All right, you go to the housing division, and I'll get busy here.	Ладно! Идите в жилотдел, а здесь поработаю я.
Our rendezvous will be here in the caretaker's room.	Сборный пункт - в дворницкой.
Platoon: 'shun!"	Парад-алле!
CHAPTER EIGHT	ГЛАВА ПЯТАЯ Глава X
THE BASHFUL CHISELLER	Голубой воришка
The Assistant Warden of the Second Home of Stargorod Social Security Administration was a shy little thief.	Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга.
His whole being protested against stealing, yet it was impossible for him not to steal.	Все существо его протестовало против краж, но не красть он не мог.
He stole and was ashamed of himself.	Он крал, и ему было стыдно.
He stole constantly and was constantly ashamed of himself, which was why his smoothly shaven cheeks always burned with a blush of confusion, shame, bashfulness and embarrassment.	Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза.
The assistant warden's name was Alexander Yakovlevich, and his wife's name was Alexandra Yakovlevna.	Завхоза звали Александром Яковлевичем, а жену его Александрой Яковлевной.
He used to call her Sashchen, and she used to call him Alchen.	Он называл ее Сашхен, она звала его Альхен.

The world has never seen such a bashful chiseller as Alexander Yakovlevich.	Свет не видывал еще такого голубого воришки, как Александр Яковлевич.
He was not only the assistant warden, but also the chief warden.	Он был не только завхозом, но и вообще заведующим.
The previous one had been dismissed for rudeness to the inmates, and had been appointed conductor of a symphony orchestra.	Прежнего зава за грубое обращение с воспитанницами семь месяцев назад сняли с работы и назначили капельмейстером симфонического оркестра.
Alchen was completely different from his ill-bred boss.	Альхен ничем не напоминал своего невоспитанного начальника.
Under the system of fuller workdays, he took upon himself the running of the home, treating the pensioners with marked courtesy, and introducing important reforms and innovations.	В порядке уплотненного рабочего дня он принял на себя управление домом и с пенсионерками обращался отменно вежливо, проводя в доме важные реформы и нововведения.
Ostap Bender pulled the heavy oak door of the Vorobyaninov home and found himself in the hall.	Остап Бендер потянул тяжелую дубовую дверь воробьяниновского особняка и очутился в вестибюле.
There was a smell of burnt porridge.	Здесь пахло подгоревшей кашей.
From the upstairs rooms came the confused sound of voices, like a distant "hooray" from a line of troops.	Из верхних помещений неслась разноголосица, похожая на отдаленное "ура" в цепи.
There was no one about and no one appeared.	Никого не было, и никто не появился.
An oak staircase with two flights of once-lacquered stairs led upward.	Вверх вела двумя маршами дубовая лестница с лаковыми некогда ступенями.
Only the rings were now left; there was no sign of the stair rods that had once held the carpet in place.	Теперь в ней торчали только кольца, а самих медных прутьев, прижимавших когда-то ковер к ступенькам, не было.
"The Comanche chief lived in vulgar luxury," thought Ostap as he went upstairs.	"Предводитель команчей жил, однако, в пошлой роскоши", - думал Остап, подымаясь наверх.
In the first room, which was spacious and light, fifteen or so old women in dresses made of the cheapest mouse-grey woollen cloth were sitting in a circle.	В первой же комнате, светлой и просторной, сидели в кружок десятка полтора седеньких старушек в платьях из наидешевейшего туальденора мышиного цвета.
Craning their necks and keeping their eyes on a healthy-looking man in the middle, the old women were singing:	Напряженно вытянув сухие шеи и глядя на стоявшего в центре человека в цветущем возрасте, старухи пели:
"We hear the sound of distant jingling,	Слышен звон бубенцов издалека.
The troika's on its round;	Это тройки знакомый разбег.
Far into the distant stretches	А вдали простирался широко
The sparkling snowy ground."	Белым саваном искристый снег.
The choirmaster, wearing a shirt and trousers of the same mouse-grey material, was beating time with both hands and, turning from side to side, kept shouting:	Предводитель хора, в серой толстовке из того же туальденора и туальденоровых брюках, отбивал такт обеими руками и, вертясь, покрикивал:
"Descants, softer!	- Дисканты, тише!

Kokushkin, not so loud!"	Кокушкина - слабее!
He caught sight of Ostap, but unable to restrain the movement of his hands, merely glanced at the newcomer and continued conducting.	Он увидел Остапа, но, не в силах удержать движение своих рук, только недоброжелательно на него посмотрел и продолжал дирижировать.
The choir increased its volume with an effort, as though singing through a pillow.	Хор с усилием загремел, как сквозь подушку:
"Ta-ta-ta, ta-ta-ta, ta-ta-ta,	Та-та-та, та-та-та, та-та-та-та,
Te-ro-rom, tu-ru-rum, tu-ru-rum . . ."	То-ро-ром, ту-ру-рум, ту-ру-рам.
"Can you tell me where I can find the assistant warden?" asked Ostap, breaking into the first pause.	- Скажите, где здесь можно видеть товарища завхоза? - вымолвил Остап, прорвавшись в первую же паузу.
"What do you want, Comrade?"	-А в чем дело, товарищ?
Ostap shook the conductor's hand and inquired amiably:	Остап подал дирижеру руку и дружелюбно спросил:
"National folk-songs?	- Песни народностей?
Very interesting!	Очень интересно.
I'm the fire inspector."	Я инспектор пожарной охраны.
The assistant warden looked ashamed.	Завхоз застыдился.
"Yes, yes," he said, with embarrassment. "Very opportune.	- Да, да, - сказал он, конфузясь, - это как раз кстати.
I was actually going to write you a report."	Я даже доклад собирался писать.
"There's nothing to worry about," said Ostap magnanimously. "I'll write the report myself.	- Вам нечего беспокоиться, - великодушно заявил Остап, - я сам напишу доклад.
Let's take a look at the premises."	Ну, давайте смотреть помещение.
Alchen dismissed the choir with a wave of his hand, and the old women made off with little steps of delight.	Альхен мановением руки распустил хор, и старухи удалились мелкими радостными шажками.
"Come this way," invited the assistant warden.	- Пожалуйте за мной, - пригласил завхоз.
Before going any further, Ostap scrutinized the furniture in the first room.	Прежде чем пройти дальше, Остап уставился на мебель первой комнаты.
It consisted of a table, two garden benches with iron legs (one of them had the name "Nicky" carved on the back), and a light-brown harmonium.	В комнате стояли стол, две садовые скамейки на железных ногах (в спинку одной из них было глубоко врезано имя - Коля) и рыжая фисгармония.
"Do they use primus stoves or anything of that kind in this room?"	- В этой комнате примусов не зажигают? Временные печи и тому подобное?
"No, no.	- Нет, нет.
This is where our recreational activities are held. We have a choir, and drama, painting, drawing, and music circles."	Здесь у нас занимаются кружки: хоровой, драматический, изобразительные искусства, музыкальный кружок...
When he reached the word "music" Alexander Yakovlevich blushed.	Дойдя до слова "музыкальный", Александр Яковлевич покраснел.

First his chin turned red, then his forehead and cheeks.	Сначала запылал подбородок, потом лоб и щеки.
Alchen felt very ashamed.	Альхену было очень стыдно.
He had sold all the instruments belonging to the wind section a long time before.	Он давно уже продал все инструменты духовой капеллы.
The feeble lungs of the old women had never produced anything more than a puppy-like squeak from them, anyway.	Слабые легкие старух все равно выдували из них только щенячий визг.
It was ridiculous to see such a mass of metal in so helpless a condition.	Было смешно видеть эту громаду металла в таком беспомощном положении.
Alchen had not been able to resist selling the wind section, and now he felt very guilty.	Альхен не мог не украсть капеллу. И теперь ему было очень стыдно.
A slogan written in large letters on a piece of the same mouse-grey woollen cloth spanned the wall between the windows. It said:	На стене, простершись от окна до окна, висел лозунг, написанный белыми буквами на куске туальденора мышиного цвета:
A BRASS BAND IS THE PATH TO COLLECTIVE CREATIVITY	"Духовой оркестр - путь к коллективному творчеству".
"Very good," said Ostap. "This recreation room does not constitute a fire hazard.	- Очень хорошо, - сказал Остап, - комната для кружковых занятий никакой опасности в пожарном отношении не представляет.
Let's go on."	Перейдем дальше.
Passing through the front rooms of Vorobyaninov's house, Ostap could see no sign of a walnut chair with curved legs and English chintz upholstery.	Пройдя фасадные комнаты воробьяниновского особняка быстрым аллюром, Остап нигде не заметил орехового стула с гнутыми ножками, обитого светлым английским ситцем в цветочках.
The iron-smooth walls were plastered with directives issued to the Second Home.	По стенам утюженного мрамора были наклеены приказы по дому № 2 Старсобеса.
Ostap read them and, from time to time, asked enthusiastically:	Остап читал их, время от времени энергично спрашивая:
"Are the chimneys swept regularly?	"Дымоходы прочищаются регулярно?
Are the stoves working properly?"	Печи в порядке?"
And, receiving exhaustive answers, moved on.	И, получая исчерпывающие ответы, двигался дальше.
The fire inspector made a diligent search for at least one corner of the house which might constitute a fire hazard, but in that respect everything seemed to be in order.	Инспектор пожарной охраны усердно искал в доме хотя бы один уголок, представляющий опасность в пожарном отношении, но в пожарном отношении все было благополучно.
His second quest, however, was less successful.	Зато розыски клада были безуспешны.
Ostap went into the dormitories. As he appeared, the old women stood up and bowed low.	Остап входил в спальни старух, которые при его появлении вставали и низко кланялись.
The rooms contained beds covered with blankets, as hairy as a dog's coat, with the word "Feet" woven at one end.	Здесь стояли койки, устланные ворсистыми, как собачья шерсть, одеялами, с одной стороны которых фабричным способом было выткано слово "Ноги".

Below the beds were trunks, which at the initiative of Alexander Yakovlevich, who liked to do things in a military fashion, projected exactly one-third of their length.	Под кроватями стояли сундучки, выдвинутые по инициативе Александра Яковлевича, любившего военную постановку дела, ровно на одну треть.
Everything in the Home was marked by its extreme modesty; the furniture that consisted solely of garden benches taken from Alexander Boulevard (now renamed in honour of the Proletarian Voluntary Saturdays), the paraffin lamps bought at the local market, and the very blankets with that frightening word,	Все в доме № 2 поражало глаз своей чрезмерной скромностью: и меблировка, состоявшая исключительно из садовых скамеек, привезенных с Александровского, ныне имени Пролетарских Субботников, бульвара, и базарные керосиновые лампочки, и самые одеяла с пугающим словом
"Feet".	"Ноги".
One feature of the house, however, had been made to last and was developed on a grand scale-to wit, the door springs.	Но одно лишь в доме было сделано крепко и пышно - это были дверные пружины.
Door springs were Alexander Yakovlevich's passion.	Дверные приборы были страстью Александра Яковлевича.
Sparing no effort, he fitted all the doors in the house with springs of different types and systems.	Положив великие труды, он снабдил все без исключения двери пружинами самых разнообразных систем и фасонов.
There were very simple ones in the form of an iron rod; compressed-air ones with cylindrical brass pistons; there were ones with pulleys that raised and lowered heavy bags of shot.	Здесь были простейшие пружины, в виде железной штанги. Были духовые пружины с медными цилиндрическими насосами. Были приборы на блоках со спускающимися увесистыми дробовыми мешочками.
There were springs which were so complex in design that the local mechanic could only shake his head in wonder.	Были еще пружины конструкций таких сложных, что собесовский слесарь только удивленно качал головой.
And all the cylinders, springs and counterweights were very powerful, slamming doors shut with the swiftness of a mousetrap.	Все эти цилиндры, пружины и противовесы обладали могучей силой. Двери захлопывались с такою же стремительностью, как дверцы мышеловок.
Whenever the mechanisms operated, the whole house shook.	От работы дверных механизмов дрожал весь дом.
With pitiful squeals, the old women tried to escape the onslaught of the doors, but not always with success.	Старухи с печальным писком спасались от набрасывавшихся на них дверей, но убежать удавалось не всегда.
The doors gave the fugitives a thump in the back, and at the same time, a counterweight shot past their ears with a dull rasping sound.	Двери настигали беглянок и толкали их в спину, а сверху с глухим карканьем уже спускался противовес, пролетая мимо виска, как ядро.
As Bender and the assistant warden walked around the house, the doors fired a noisy salute.	Когда Бендер с завхозом проходили по дому, двери салютовали страшными ударами. Казалось, что возвращаются дни гражданской войны.
But the feudal magnificence had nothing to hide: the chair was not there.	За всем этим крепостным великолепием ничего не скрывалось - стула не было.
As the search progressed, the fire inspector found himself in the kitchen.	В поисках пожарной опасности инспектор попал на кухню.

Porridge was cooking in a large copper pot and gave off the smell that the smooth operator had noticed in the hall.	Там, в большом бельевом котле, варилась каша, запах которой великий комбинатор учуял еще в вестибюле.
Ostap wrinkled his nose and said:	Остап покрутил носом и сказал:
"What is it cooking in? Lubricating oil?"	- Это что, на машинном масле?
"It's pure butter, I swear it," said Alchen, blushing to the roots of his hair. "We buy it from a farm."	- Ей-богу, на чистом сливочном! - сказал Альхен, краснея до слез. - Мы на ферме покупаем.
He felt very ashamed.	Ему было очень стыдно.
"Anyway, it's not a fire risk," observed Ostap.	- А! Впрочем, это пожарной опасности не представляет, - заметил Остап.
The chair was not in the kitchen, either.	В кухне стула тоже не было.
There was only a stool, occupied by the cook, wearing a cap and apron of mouse-grey woollen material.	Была только жирная табуретка, на которой сидел повар в переднике и колпаке из туальденора.
"Why is everybody's clothing grey? That cloth isn't even fit to wipe the windows with!"	- Почему это у вас все наряды серого цвета, да и кисейка такая, что ею только окна вытирать?
The shy Alchen was even more embarrassed.	Застенчивый Альхен потупился еще больше.
"We don't receive enough funds."	- Кредитов отпускают в недостаточном количестве.
He was disgusted with himself.	Он был противен самому себе.
Ostap looked at him disbelievingly and said:	Остап сомнительно посмотрел на него и сказал:
"That is no concern of the fire brigade, which I am at present representing."	- К пожарной охране, которую я в настоящий момент представляю, это не относится.
Alchen was alarmed.	Альхен испугался.
"We've taken all the necessary fire precautions," he declared.	- Против пожара, - заявил он, - у нас все меры приняты.
"We even have a fire extinguisher.	Есть даже огнетушитель
An Eclair."	"Эклер".
The fire inspector reluctantly proceeded in the direction of the fire extinguisher, peeping into the lumber rooms as he went.	Инспектор, заглядывая по дороге в чуланчики, неохотно проследовал к огнетушителю.
The red-iron nose of the extinguisher caused the inspector particular annoyance, despite the fact that it was the only object in the house which had any connection with fire precautions.	Красный жестяной конус, хотя и являлся единственным в доме предметом, имеющим отношение к пожарной охране, вызвал в инспекторе особое раздражение.
"Where did you get it? At the market?"	- На толкучке покупали?
And without waiting for an answer from the thunderstruck Alexander Yakovlevich, he removed the Eclair from the rusty nail on which it was hanging, broke the capsule without warning, and quickly pointed the nose in the air.	И, не дождавшись ответа как громом пораженного Александра Яковлевича, снял "Эклер" со ржавого гвоздя, повернул его острым концом к полу, без предупреждения разбил капсуль и быстро повернул конус кверху.

But instead of the expected stream of foam, all that came out was a high-pitched hissing which sounded like the ancient hymn	Но, вместо ожидаемой пенной струи, конус выбросил из себя тонкое противное шипение, напоминавшее старинную мелодию
"How Glorious Is Our Lord on Zion".	"Коль славен наш господь в Сионе".
"You obviously did get it at the market," said Ostap, his earlier opinion confirmed. And he put back the fire extinguisher, which was still hissing, in its place.	- Конечно, на толкучке, - подтвердил Остап свое первоначальное мнение и повесил продолжавший петь огнетушитель на прежнее место.
They moved on, accompanied by the hissing.	Провожаемые шипением, они пошли дальше.
Where can it be? wondered Ostap. I don't like the look of things.	"Где же он может быть? - думал Остап. - Это мне начинает не нравиться".
And he made up his mind not to leave the place until he had found out the truth.	И он решил не покидать туальденорового чертога до тех пор, пока не узнает все.
While the fire inspector and the assistant warden were crawling about the attics, considering fire precautions in detail and examining the chimneys, the Second Home of the Stargorod Social Security Administration carried on its daily routine.	За то время, покуда инспектор и завхоз лазали по чердакам, входя во все детали противопожарной охраны и расположения дымоходов, 2-й дом Старсобеса жил обыденной своей жизнью.
Dinner was ready.	Обед был готов.
The smell of burnt porridge had appreciably increased, and it overpowered all the sourish smells inhabiting the house.	Запах подгоревшей каши заметно усилился и перебил все остальные кислые запахи, обитавшие в доме.
There was a rustling in the corridors.	В коридорах зашелестело.
Holding iron bowls full of porridge in front of them with both hands, the old women cautiously emerged from the kitchen and sat down at a large table, trying not to look at the refectory slogans, composed by Alexander Yakolevich and painted by his wife.	Старухи, неся впереди себя в обеих руках жестяные мисочки с кашей, осторожно выходили из кухни и садились обедать за общий стол, стараясь не глядеть на развешенные в столовой лозунги, сочиненные лично Александром Яковлевичем и художественно выполненные Александрой Яковлевной.
The slogans read:	Лозунги были такие:
FOOD IS THE SOURCE OF HEALTH	"Пища - источник здоровья",
ONE EGG CONTAINS AS MUCH FAT AS A HALF-POUND OF MEAT	"Одно яйцо содержит столько же жиров, сколько 1/2 фунта мяса", "Тщательно следи за своими зубами",
BY CAREFULLY MASTICATING YOUR FOOD YOU HELP SOCIETY	"Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу" и
MEAT IS BAD FOR YOU	"Мясо - вредно".

These sacred words aroused in the old ladies memories of teeth that had disappeared before the revolution, eggs that had been lost at approximately the same time, meat that was inferior to eggs in fat, and perhaps even the society that they were prevented from helping by careful mastication.	Все эти святые слова будили в старухах воспоминания об исчезнувших еще до революции зубах, о яйцах, пропавших приблизительно в ту же пору, о мясе, уступающем в смысле жиров яйцам, а может быть, и об обществе, которому они были лишены возможности помогать, тщательно пережевывая пищу. Хуже всех приходилось старухе Кокушкиной, которая сидела против большого, хорошо иллюстрированного акварелью чертежа коровы. Чертеж этот был пожертвован ОННОБом -Обществом новой научной организации быта. Симпатичная корова, глядевшая с чертежа одним темным испанским глазом, была искусно разделена на части и походила на генеральный план нового кооперативного дома, с тою только разницей, что те места, которые на плане дома были обозначены уборными, кухнями, коридорами и черными лестницами, на плане коровы фигурировали под названиями: филе, ссек, край, 1-й сорт, 2-й, 3-й и 4-й. Кокушкина ела свою кашу, не поднимая головы. Поразительная корова вызывала у нее слюнотечение и перебои сердца. Во 2-м доме Собеса мясо к обеду подавали редко.
Seated at table in addition to the old women were Isidor, Afanasy, Cyril and Oleg, and also Pasha Emilevich.	Кроме старух, за столом сидели Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич.
Neither in age nor sex did these young men fit into the pattern of social security, but they were the younger brothers of Alchen, and Pasha Emilevich was Alexandra Yakovlevna's cousin, once removed.	Ни возрастом, ни полом эти молодые люди не гармонировали с задачами социального обеспечения, зато четыре Яковлевича были юными братьями Альхена, а Паша Эмильевич -двоюродным племянником Александры Яковлевны.
The young men, the oldest of whom was the thirty-two-year-old Pasha Emilevich, did not consider their life in the pensioners' home in any way abnormal.	Молодые люди, самым старшим из которых был 32-летний Паша Эмильевич, не считали свою жизнь в доме собеса чем-либо ненормальным.
They lived on the same basis as the old women; they too had government-property beds and blankets with the word "Feet"; they were clothed in the same mouse-grey material as the old women, but on account of their youth and strength they ate better than the latter.	Они жили в доме на старушечьих правах, у них тоже были казенные постели с одеялами, на которых было написано "Ноги", облачены они были, как и старухи, в мышиный туальденор, но благодаря молодости и силе они питались лучше воспитанниц.
They stole everything in the house that Alchen did not manage to steal himself.	Они крали в доме все, что не успевал украсть Альхен.
Pasha could put away four pounds of fish at one go, and he once did so, leaving the home dinnerless.	Паша Эмильевич мог слопать в один присест 5 фунтов тюльки, что он однажды и сделал, оставив весь дом без обеда.