Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

– Откуда вы ее знаете?

– Я тоже нуждался в помощи – депрессии, галлюцинации, кризисы, боязнь людей, боязнь самого себя… Двери в ад, как ты сказал, тоже были для меня открыты.

Максим замер, недоверчиво покосившись на Карадека.

– Глядя на вас, трудно в это поверить. И что теперь? Вы выздоровели?

Марк отрицательно качнул головой.

– Нет, от этой чертовщины до конца избавиться невозможно. И это плохая новость.

– А хорошая?

– Хорошая: можно научиться с ней жить.

Билберри-стрит

Анжела Карлайл положила на садовый столик старый альбом в матерчатой обложке. Еще недавно люди складывали из своих воспоминаний книгу, теперь делают сто снимков на телефон и забывают о них.

Глэдис и Анжела бережно переворачивали страницы, пристально вглядываясь в фотографии, и я вместе с ними. Шлюз открылся, хлынуло прошлое. Фотографии помогли Джойс ожить. Сестрам было больно, сестры были счастливы.

Мелькали годы – 1988-й, 1989-й, 1990-й… Я видел на фотографиях совсем не то, что ожидал. В те времена Джойс вовсе не была накачанным наркотиками зомби, какую мне представила Марлен Делатур. Она была цветущей молодой женщиной. Радостной. Великолепной. Не сгустила ли краски бывшая сотрудница газеты «Сюд-Уэст»? Или сделала поспешные выводы, что так свойственно людям ее профессии?

В обществе сестер я соблюдал предельную осторожность. Даже в мыслях не имел затронуть тему проституции.

– Одна французская журналистка сказала мне, что после рождения Клэр Джойс не притрагивалась больше ни к кокаину, ни к героину.

– Джойс никогда не имела дела с кокаином, – возмущенно отрезала Анжела. – У нее были проблемы с героином, но давным-давно. Клэр родилась в девяностом. К тому времени Джойс уже забыла о наркотиках. Она вернулась в семью, жила с мамой в Филадельфии, нашла себе работу в библиотеке и еще работала волонтером в центре социальной адаптации.

Мысленно я взял на заметку новую информацию и продолжал рассматривать фотографии. Теперь передо мной была маленькая Клэр. Клэр с мамой, с тетями, с бабушкой. От волнения у меня перехватило горло. Как не щемить сердцу, если видишь любимую шестилетней или семилетней девочкой?

Я подумал о той новой жизни, что затеплилась теперь в Клэр. Что, если это девочка, и она будет похожа на нее? Только бы мне удалось найти мою Клэр!

Мы находились очень далеко от тех малоприятных портретов, какие рисовали в газетах журналисты. Все три сестры Карлайл были женщинами образованными и жили в достатке. Их мать Ивонна была юристом и всю жизнь проработала в аппарате мэра Филадельфии.

– Что-то я не вижу фотографий вашего отца, – удивился я.

– А вы когда-нибудь миражи фотографировали? – поинтересовалась Глэдис.

– Или сквозняк с мужским орудием наперевес? – подхватила Анжела.

Обе сестры прыснули. И я тоже не мог сдержать улыбки.

– А Клэр? Кто ее отец?

– Понятия не имеем, – ответила Глэдис, пожав плечами.

– Джойс никогда о нем не говорила, а мы не спрашивали.

– Не может этого быть! Ваша племянница, она-то наверняка спрашивала, и не раз!

Анжела сдвинула брови, приблизила свое лицо к моему и пророкотала:

– Вы видели в этом альбоме мужчин?

– Нет.

– А в этом доме вы их видели?

– Нет, не видел.

– Их здесь нет, никогда не было и не будет. Мы, Карлайл, такие, живем без мужчин. Мы из амазонок.

– Сравнение не кажется мне точным.

– Почему?

– В греческой мифологии амазонки ломали своим сыновьям руки и ноги или ослепляли, чтобы использовать как рабов.

– Вы прекрасно поняли, что я хотела сказать. Мы не нуждаемся в мужчинах, писака. Это наше кредо, и мы так живем, нравится тебе это или нет.

– Мужчины – они же разные.

– Нет, все одним миром мазаны: легковерные, трусливые, лживые фанфароны. На вас нельзя положиться. Вы мните себя воинами, а на деле – марионетки, послушные своим капризам. Трубите о мужестве, а гонитесь за дешевкой.

Я не остался в стороне, вступил в дискуссию, поддержал разговор, рассказал о Натали, которая оставила меня с месячным Тео на руках. Но не смягчил сердца амазонок.

– Исключение только подтверждает правило, – вынесла вердикт Анжела.

Солнце клонилось к закату, жара спадала, и мое терпение не осталось без награды. Даже не зная, кто я такой на самом деле, сестры невольно заговорили откровеннее. Смягчилась понемногу и Анжела. Говорила она по-прежнему жестко, но я чувствовал: наша с Тео судьба ее тронула.

Анжела закрыла альбом. Солнце заслонили, стеснившись, тучки, а потом снова открыли его, рассеявшись.