Юрий Поляков - Пересменок. Повесть о советском детстве

Да, люди еще не готовы к честности, и многие в транспорте мухлюют. Но это не так-то просто даже при самообслуживании. На тебя смотрят другие пассажиры, и, когда ты бросаешь в прозрачную кассу свои копейки, всем ясно — сколько. Государство у нас доброе, но не глупое: твоя мелочь лежит у всех на виду, так как падает сначала на железную пластину, которая не сразу, под тяжестью меди и серебра накреняется, и только тогда монеты ссыпаются, звеня, вниз. Не обманешь! Да еще над кассой красными трафаретными буквами написано:

Совесть — лучший контролер!

Мало того, перед кассой как раз расположены места для престарелых пассажиров и инвалидов, а престарелые и инвалиды — люди очень бдительные и принципиальные, так как скучают без ежедневной работы. Я сам слышал, как один ветеран с медалями на груди строго одернул молодого наглого «зайца»:

— В Магадан бы тебя, парень, проветриться! Ишь, государство вздумал обманывать!

— Я сейчас... Я забыл... Я сейчас... — испугался тот и купил билет.

Еще года три назад меня очень волновал вопрос: куда именно ссыпаются деньги с накренившейся пластины? Как-то раз мы ехали в гости к бабушке Мане и Жоржику на 25-м троллейбусе. И я в очередной раз забеспокоился, что брошенные в кассу монеты могут пропасть.

— Не волнуйся, — успокоил меня Тимофеич. — Там внутри есть специальный контейнер. Когда он наполнится, мелочь вынимают и сдают.

— Куда?

— В банк.

— Государству, — уточнила Лида, она всегда очень переживает за государство.

Видимо, эта озабоченность по наследству передалась мне, и я спросил, а не может ли тот, кто эти деньги вынимает, оставить часть себе.

— Исключено! — со знанием дела успокоил отец. — Видишь? — Он показал на продетую в петельки проволочку, концы которой соединены и сдавлены свинцовой бляшкой.

— Вижу.

— Пломбу может снять только материально ответственный сотрудник. Он же производит выемку и актирует выручку.

— А откуда он знает, сколько денег там внутри должно быть?

— По идее, сумма совпадает с количеством проданных билетов.

— А если не совпадет? — усомнился я.

Мне приходилось наблюдать, как компания пацанов бросала всего несколько монет, а билетов отрывала гораздо больше. Кроме того, кто-то может просто ошибиться и обсчитаться.

— Есть такое дело! — кивнул Тимофеич. — Если сумма не совпадет с билетами, тогда накажут.

— Кого?

— Водителя.

— В Магадан отправят проветриться?

— Вплоть до этого.

— Но ведь шофер не виноват, он сидит спиной к пассажирам и рулит.

— У него есть зеркало, в которое виден салон... — начал раздражаться отец.

— Но если он будет смотреть, кто сколько бросает копеек, то куда-ни­будь обязательно врежется!

— Не исключено...

— А что важнее — деньги или здоровье пассажиров?

— Здоровье, ежу понятно.

— За что же тогда его в Магадан?

— Папа пошутил, — вмешалась Лида. — Никого никуда не отправят.

— Да ну вас всех к лешему! — окончательно разозлился Тимофеич и отвернулся к окну.

За нашим разговором с интересом следил, то и дело поправляя на носу золотые очки, улыбчивый пассажир в шляпе. Он сидел через проход, и на коленях у него стоял пухлый портфель, из которого торчал хвост зеленого лука. Когда отец беспомощно рассердился, попутчик снисходительно усмехнулся и показал мне большой палец. Я пожалел моего нервного папу и решил ему помочь:

— А я знаю, кто за всем следит!

— Ну и кто же? — спросила Лида.

— В каждом автобусе и троллейбусе сидит секретный контролер, он смотрит и запоминает, кто оторвал лишние билеты, а кто недоплатил...

— Думаешь? — засомневалась она.

— Чепуха! — буркнул отец, глядя в окно.

— Вы извините, конечно, что вмешиваюсь в ваш спор, — вдруг обратился к нам попутчик с портфелем. — Знаете, в словах вашего пытливого мальчика есть рациональное зерно. Но разрешите спросить: секретный контролер ездит на общественных началах, вроде дружинника, или получает зарплату?

— Конечно, за зарплату. Он же целый день ездит! — без колебаний ответил я.

— А выгодно ли это нашему государству?

— Не знаю.

— Как тебя зовут, разумник?

— Юра.

— Давай, Юра, считать! Допустим, секретный контролер получает сто пятьдесят рублей в месяц...

— А рожа у него не треснет? — раздраженно поинтересовался Тимофеич.

— Ладно, пусть будет сто. Сколько в Москве автобусов?

— Тысяча! — воскликнул я.

— Допустим, — согласился очкарик и вынул из портфеля маленькие счеты с пластмассовыми косточками. — Значит, мы имеем в Москве тысячу секретных контролеров. Умножаем сто на тысячу. Сколько выходит?