Юрий Поляков - Пересменок. Повесть о советском детстве

— Сто тысяч.

— Верно. У тебя что по арифметике?

— Пять.

— Молодец, Юрочка! Это в месяц, а в год получается зарплатный фонд больше миллиона рублей. Немало! Взглянем на проблему с другой стороны: какую выручку дает в день автобус, если он перевозит за смену, например, для ровного счета тысячу человек?

— Пятьдесят рублей, — подумав, ответил я.

— А в месяц сколько выходит?

— Полторы тысячи рублей, — сосчитала Лида.

— Значит, в год пятнадцать тысяч с гаком. Вычтем стоимость бензина — это копейки, оклад водителя — двести рублей, текущий ремонт и так далее... — Он отщелкнул несколько косточек. — Все равно с учетом прибыли вполне реально содержать одного секретного контролера при каждом автобусе, троллейбусе и трамвае. Неплохая мысль! У тебя, Юра, не голова, а Дом Советов!

— Бесполезно... — вздохнул я.

— Почему же? — удивился пассажир со счетами.

— Потому что шофер и секретный контролер могут подружиться. Значит, нужен еще один, но еще более секретный контролер...

— Сверхсекретный?

— Да, вроде Иоганна Вайса!

— Ты видел «Щит и меч»?

— Два раза.

— Какой у вас интересный мальчик! — Попутчик в шляпе как-то странно посмотрел на родителей, пряча счеты в портфель. — Я с удовольствием поговорил бы с ним еще, но мне пора выходить...

С тех пор я повзрослел, и вопрос, кто и как вынимает деньги из кассы, меня почти перестал волновать.

15. Пистоли и КГБ

Я посмотрел в окно: автобус стоял, дожидаясь зеленого света, перед запруженным машинами Садовым кольцом. Если здесь перейти на другую сторону и пересесть на троллейбус «Б», то через одну остановку будет Курский вокзал, откуда мы завтра поедем с Батуриными к морю. Но какое море без ласт, которых у меня никогда не было? А вот маска была, но в прошлом году я уронил ее в Новом Афоне на камень и разбил за день до отъезда. Даже расплакался от огорчения. Дядя Юра успокаивал, мол, вставить стекло в резиновое обрамление — плевое дело. Но оказалось, в целой Москве нет ни одной мастерской, где принимают в ремонт маски для подводного плавания. Тогда Башашкина осенило: можно договориться с теми, кто чинит аквариумы. Какая разница, куда вставлять стекло — в железный каркас или в резиновый паз? Мы помчались в «Ремонт аквариумов», куда-то в Электродный проезд. Бывают же названия! Но мастер, выслушав нас, только покачал головой:

— Себе дороже. Пока овальное стекло по лекалу вырежешь — замучаешься. Проще и дешевле вам новую маску купить.

Тимофеич, узнав про мое горе, усмехнулся, обозвал Башашкина трепачом и взял дефектную маску на свой завод:

— Мы, сын, такие штуки для космоса лепим, что твою резиновую фитюльку починить — нам раз плюнуть.

Но то ли они там толщину стекла не рассчитали, то ли вырезали неровно края, то ли еще что-то накосячили, но воду маска вообще теперь не держала, протекая, как дуршлаг. Я взял ее на испытание в бассейн на Мироновской улице, куда мы всем классом ездим на 22-м троллейбусе два раза в месяц, и чуть не захлебнулся. Вот вам и космос!

Увидев мою расстроенную физиономию, дядя Коля спросил, в чем моя беда, и успокоил:

— Не плачь, боец, у меня в «бондарке» есть такой клей, что станет твоя маска герметичной, как глубоководный батискаф! Погружайся хоть в Марианскую впадину!

Но от чудо-клея резина сделалась пористой и твердой, как пенопласт, а потом и вообще рассыпалась. Теперь я еду к морю без маски, а это, как говорит дядя Юра, то же самое, что выдвигаться на курорт без жены. Или с женой? Забыл.

Наконец мы пересекли Садовое кольцо. Справа, в кассу углового кинотеатра «Спартак», стояла очередь, но на какой фильм, непонятно: афиша прикреплена вверху, над карнизом второго этажа. Из автобуса не видно.

Лида тем временем порылась в сумочке и тяжко, со всхлипом вздохнула, а подбородок у нее предательски задрожал.

— Ну вот!

— Что случилось?

— Я Вальке хотела на работу позвонить, спросить, что тебе из еды в дорогу купить, приготовила две копейки и забыла на столе. Из-за твоих консервов для рыбок!

— Нет, из-за желатина! — возразил я.

— Какая теперь разница?

— Большая. Не волнуйся, у меня есть чем позвонить.

— Опять? — строго спросила она.

— Не переживай, мне в столовой сдачу дали.

— Точно?

— Точно! — Я нашел в кармане и протянул ей двушку.

— Ну смотри у меня!

О, это совсем особая история! Однажды Ренат притащил откуда-то целый ящик алюминиевых кружочков — отходов штамповочного цеха, где работал его дядя Шамиль. Мы как раз играли в мушкетеров, и нам страшно не хватало для достоверности «пистолей», которыми буквально швырялись все: и король, и кардинал, и мушкетеры, и гвардейцы, причем целыми кожаными мешками, — мол, получите, любезнейший, и избавьте меня от благодарностей! Я вот дожил почти до тринадцати лет и еще ни разу не видел, чтобы кто-то, расплачиваясь в магазине, метнул на прилавок бумажник или портмоне — мол, сдачи не надо! Широко жили во времена Людовика Тринадцатого!