И вот нам вдруг привалило такое богатство! Ренат половину оставил себе, а остальное разделил поровну между нами — мушкетерами. Первым делом мы начали играть на «пистоли» в кости, как Атос с Портосом и Арамисом. Откуда у нас кости? Странный вопрос! К любой раскладной игре, будь то «Золотой ключик» или «Доктор Айболит», прилагаются кубики с черными точками на гранях, их надо бросить и сделать фишкой столько ходов, сколько выпало очков. Но мы-то играли не на «ходы», а на «пистоли». Бабушка Маня из старого носка сшила мне специальный мешочек на затягивающемся шнурке, и я теперь мог, как в кино, бросить на стол с тяжелым звоном кошелек и устало сказать: «Возьмите, милейший, выпейте за меня бургундского с хорошим каплуном, но избавьте от ваших благодарностей!» (Все время забываю посмотреть в словаре, что такое «каплун».) Потом, конечно, я забирал свой мешочек назад.
И вдруг Колька Виноградов выяснил удивительную вещь: с помощью наших «пистолей» можно звонить из телефона-автомата. В общежитии есть «казенный» телефон, он стоит у коменданта Колова, но к нему почти всегда очередь, а говорить можно не больше пяти минут. К тому же все смотрят тебе в рот и внимательно слушают. А тут ты, как взрослый, входишь в кабинку, закрываешь дверь, снимаешь трубку, слышишь гудок, опускаешь в щель «пистоль» — и пожалуйста: «Алло, тетя Валя, это я, Юра... Как жизнь молодая?» Так продолжалось больше месяца. Но вот однажды Лида торопилась на семинар, я увязался с ней, так как райком рядом с Пушкинской библиотекой, да и мороженое можно по пути ненароком выпросить. Когда мы подходили к остановке, она вдруг вспомнила, что не позвонила подруге Шилдиной и не поздравила с днем рождения. Троллейбуса не было, а рядом, сбоку, к торговому техникуму притулились две будки с автоматами. Лида, так же как и сегодня, сунулась в кошелек, но не нашла двухкопеечную монету и чуть не заплакала от огорчения, глаза у нее всегда на мокром месте.
— Как же так? Ну вот опять...
Я свеликодушничал, достал из мешочка пару «пистолей» и объяснил, как пользоваться: надо протолкнуть «монетку» в щель чуть сильнее, чем обычную двушку, ведь алюминий гораздо легче меди. Лида сначала просветлела лицом, даже сделала несколько шагов к автоматам, но потом нахмурилась:
— И давно ты так звонишь?
— Нет, — соврал я, понимая, что влип, как Шурик в «Операции “Ы”».
— Сколько раз?
— Ну, пять-шесть...
— Врешь!
— Не больше десяти! — сознался я, уменьшив свою вину втрое.
— Значит, ты обманул государство на двадцать копеек! Да, это немного, но, встав на такой опасный путь, ты можешь далеко зайти! Понимаешь?
— Я больше не буду! На семинар опоздаешь! — кивнул я на приближавшийся троллейбус.
— Ты кем вырастешь?
— Кем?
— Каз-но-кра-дом! — по слогам ответила Лида. — Отдай!
— Я сам выброшу!
— Врешь! Дай сюда!
Я покорно отдал мешочек с «пистолями», спросив жалобно:
— А что ты с ним сделаешь?
— Отнесу на помойку!
— Но мы же играем в мушкетеров...
— За такие игры в колонию отправляют! — отрезала Лида и побежала на посадку, оставив в воздухе суровый запах «Красной Москвы».
«Москвой» она душится, когда идет в райком, а если в гости, то пробником «Ландыш серебристый».
На следующий день я бросился к моему другу Ренату, чтобы он из своего ящика отсыпал мне еще «пистолей», но в хижине Билялетдиновых страшно ругались по-татарски. Выскочив ко мне на минуту, Ренат быстрым шепотом объяснил, что его младший брат Махмуд додумался ходить к Бауманскому метро, где у входа стоят четыре будки, и продавать «пистоли» гражданам, оказавшимся без телефонной мелочи, на пятачок три алюминиевых кружочка. За неделю он наторговал на трешку. Там его и взял за ухо участковый Антонов, случайно проходивший мимо. Для начала капитан ограничился строгим разговором с дядей Амиром и конфискацией ящика с «пистолями», а их оставалось столько, что звонить можно до пенсии. В общем, дворник отлупил Махмуда заодно с Ренатом метлой, да и дяде Шамилю тоже досталось за пособничество.
На этом история не кончилась. Где-то в марте я пошел за картошкой... Нет, не в магазин «Овощи — фрукты». Тут надо объяснить. У нас в общежитии, на площадке, которая когда-то была частью большого зала с мозаичным полом, справа у стены стоят высокие, до самого потолка, шкафы с секциями, одна из которых отведена нашей семье. Отец внизу набил частые планки и сделал два отделения: маленькое для моркови, а большое для картошки, ее все общежитие осенью покупает мешками с грузовиков. В магазине она стоит 10 копеек за килограмм, а если прямо из колхоза, «с машины», выходило, как подсчитала Лида, 8 копеек, и картошка эта лучше магазинной, почти отборная. В большой отсек умещалось три мешка, и этого хватало до весны. Морковь покупали с тех же грузовиков — ведрами, и тоже выходило дешевле, чем в магазине.
Читать дальше