Кинки Фридман - Убить двух птиц и отрубиться

Искусство художественной прозы имеет много общего с искусством жизни. Я помню, что не раз спрашивал Клайд Потс и Фокса Гарриса, зачем они совершают все эти дикие поступки. Клайд в ответ только улыбалась своей всезнающей, сногсшибательной, непостижимой улыбкой и еще подмигивала — тем самым подмигиванием. Фокс же, напротив, давал ответы более чем многословные. В то время мне, правда, казалось, что Фокс отвечает только на вопрос «как», а не на вопросы «зачем» и «почему». Но теперь-то я понимаю, что на самом деле он ответил на все вопросы, когда сказал: «Все, что мы делаем, мы делаем от полноты сердца». Если человек способен так жить, то ему не грозит писательский зажим. И мне казалось, что я приближаюсь к такой способности.

Но в описываемое утро я был все еще очень далек от своей духовной цели. Четыре дня спустя после истории в «Беннигане» Клайд и Фокс впервые пришли ко мне домой. На улице было холодно, шел дождь, а когда живешь в полуподвале, то можно рассмотреть каждую каплю дождя на тротуаре. Этим я и занимался — рассматривал капли, — когда зазвонил телефон, и Клайд сообщила, что они с Фоксом намерены нанести мне визит.

— Нам понравилось, как ты отработал свою часть в «Беннигане», — сказала она.

— Да ничего я там не делал, — отвечал я в приступе ложной скромности. — Все сделали вы с Фоксом.

— Мы решили, — не слушая, продолжала Клайд, — что ты отлично провел первую стадию операции. Без людей, которые способны провести первую стадию, этот мир превратился бы в отстойное место.

— Ну, спасибо, — сказал я, принимая ее слова за комплимент.

— Но вся бенниганская история — это еще цветочки. Фокс вообще сказал, что это было что-то типа дзэн-буддистского упражнения. А теперь тебе предстоит кое-что покруче. Настоящее приключение. Ты готов, солнышко?

Я помолчал, окидывая взглядом свою квартирку. Незаправленная кровать. Сломанный тостер. Ванная, достаточно просторная для лилипута без больших амбиций.

— Да, я готов на все, — ответил я.

— Ты ж мое солнышко! Только будь осторожнее, когда говоришь с девушкой, которая может захотеть чего угодно. Мы будем у тебя где-то через час. А ты пока заправь кровать и выпей кофе.

— Я как раз это и собирался сделать! — воскликнул я. — Как ты догадалась?

— Ну, это же надо делать по утрам, Уолтер. А кроме того, учти: я читаю тебя, как книгу. Кстати, о книгах: когда ты собираешься начать писать?

— Скоро.

— А ты уже знаешь, о чем будешь писать?

— Нет. Поэтому я всегда и отвечаю: «скоро».

— Ты не волнуйся, Уолтер. Я, правда, никогда ничего не писала, но я могу сказать тебе так: написать книгу — это все равно, что влюбиться. Или заснуть. Или поймать такси под дождем. Оно само приходит, надо только дождаться.

Повесив трубку, я поставил вариться кофе и заправил кровать — в точности, как велела Клайд. Да, наверное она права: делать это надо. В этом городе сейчас миллионы людей включают кофеварки и заправляют свои кровати. Но все же странно, что она заговорила именно о том, о чем я в тот момент подумал. Словно она стояла за моим окном под дождем.

Ну, а как вам нравится ее совет о том, как написать роман? «Само приходит, надо только дождаться». Такой совет мне мог дать кто угодно, почему же в устах Клайд он звучал так мудро и многозначительно? Потому что шел от сердца? Или потому, что, как сказал Фокс, у нее «душа уже повоевала»? А может, потому, что я привязался к Клайд больше, чем сам осознаю?

Я налил себе чашку кофе. Закурил. Встал у окна и посмотрел на дождь. И о чем бы стал писать, если бы действительно начал это делать? — спросил я сам себя. Клайд, безусловно, была бы прекрасной героиней для романа. Не говоря уж о Фоксе. Но насколько я знаю этих людей? Где заканчиваются Клайд с Фоксом и где начинается игра моего воображения? Я стоял у окна и смотрел на дождь. Когда живешь в полуподвальной квартире, не видно, откуда идет дождь. Видно только капли, разбивающиеся о тротуар.

Прошло два часа, а я все еще смотрел в окно. Они не шли, и это не могло не нервировать такого пунктуального человека, как я. Я выпил еще одну чашку кофе, выкурил еще сигарету, и все думал и думал о них. Это занятие стало теперь для меня самым обычным: с тех пор, как они появились в моей жизни, я только и делал, что о них думал. Кто они друг другу? Пара в общепринятом смысле этого слова? Ответа я не знал, но понимал, что вопрос сам по себе дурацкий: в них вообще не было ничего общепринятого. У них не было никаких общепринятых представлений о том, что такое время, деньги, законы. И кроме того, они совершенно бессовестно стреляли у меня сигареты. Так что же я находил в них такого интересного, даже завораживающего, и даже, осмелюсь сказать, вдохновляющего? Я не знал. А может, и знал, но просто сдерживал себя, не давал себе ответа.