Илья Кочергин - Точка сборки (сборник)

– Ворон умный, а этот – глупая птица. Кладет и опять бежит за новой добычей. Потом сядет греть их. – Альберт усаживается поудобнее, встряхивая всем телом, распушается и, втянув голову в плечи, прикрывает глаза веками, потом распахивает их, вытягивает шею и озирается.

Сашок не видел сидящих на гнезде птиц, поэтому теперь он всегда будет представлять себе Альберта, если зайдет речь о наседках.

– Но когда эти птенчики вырастут, то понимают, что это не их мать. По запаху, быть может. И они все возвращаются к своим матерям. Ищут их и находят. Так что все это воровство – это просто они попусту тратят свое время. Такие птицы.

– Нет. Они узнают свою мать, когда она кричит. Не по запаху, по звуку узнают, – говорит Сандяев.

Бессонная ночь сказывается на Сашкином восприятии: он видит птиц, о которых рассказывает Альберт, необыкновенно четко, видит их гнезда на земле, видит, как трясется под ветром куропачья травка на просторах под хребтом, который отделяет Западную Сибирь от Восточной. Глаза закрываются, и он едва разлепляет их.

– Его нельзя стрелять, этого ангыра, он как человек, у него бывает менструация. Правда, я в это не верю. Ну конечно, многие стреляют – молодые стреляют, тоже не верят…

Сашок не сразу понимает, что речь идет уже не о куропатках, а о красных огарях, видно ненадолго отключился.

– Если посмотреть его снизу, этого ангыра, сразу видишь, что у него там темным жиром как будто испачкано. Некоторые старики говорят – от менструации. Говорят, что от ангыра некоторые люди произошли…

– Это, конечно, сказки. Они сами знают, что это сказки, – говорит Сандяев. – Но стрелять все равно нехорошо. Я никогда не стреляю. И ты не стреляй.

Сашок кивает, и вдруг разговор уже давно идет о дятлах и удодах. Дятлы умеют находить какую-то ценную траву. От удодов плохо пахнет, но зато они ухаживают за своими родителями, достигшими старости. Теперь перешли к кукушкам.

– Кукушку знаешь? У нее ноги разного цвета, – говорит Сандяев и кивает в подтверждение своих слов. – Так говорят.

– Даже сказка есть, почему так получилось, – подтверждает Альберт. – У девушки мать умерла, отец взял злую женщину. В доме поселившись, она обижала эту девушку, тяжелую работу давала, ругала ее.

Альберт рассказывает не торопясь, с удовольствием. Сидит, подогнув под себя одну ногу. Блестят под солнцем спины лошадей, шумит по камням река. А тут, под деревьями, уют охотничьего стана, мужчины отдыхают, сидят вольно, свободно, так чтобы можно было раскинуть руки в стороны и не задеть друг друга.

Сандяев слушает чуть насмешливо, но внимательно, не даст свояку допустить неточность. Заметит ошибку – тут же исправит.

– Девушка терпеть не смогла, превратилась в кукушку и вылетела из аила через эту дырку-тунюк, куда дым идет. А эта мачеха сидела вот так, как мы, отдыхала, но вскочила в последний момент и схватила девушку за ногу. Но только обуток сдернула, не смогла задержать. И кукушка теперь летает – на одной ноге обутка, а другая только в чулке.

Сашок представляет птицу с ногами разного цвета и думает, что это слишком фантастично. Но его с детства учили, что в народных сказках обязательно заключена мудрость веков.

Потом Альберт говорит, что отдых окончен.

Они собираются, переходят вброд речку и едут вдоль нее чуть выше по склону.

А потом Альберт кричит ему спускать собаку, но Сашок не понимает, о чем речь.

– Синего пускай! – шепотом кричит Альберт.

– Чего?

– Синего… Собаку отвяжи!

Сашок удивительно быстро для себя отвязывает рвущегося Сильвестра, забирается обратно на коня и, покрываясь мурашками, скачет галопом по лесу за Альбертом, слушает звуки лая, идущие снизу.

Рыжий мерин с ходу перескакивает через колодины, Сашок не вываливается из седла, а, напротив, остается на коне, ветки не вышибают ему глаза, одним словом, скачка по лесу не причиняет никакого вреда, один восторг, да и только. Он участвует в охоте и постепенно понимает, что они преследуют чочко – кабана.

Потом он бежит за Альбертом вниз по склону, к реке, хватаясь руками за деревья, потом остается один и видит, что кабан переплыл речку и выбирается на тот берег, а за ним чуть ниже борются с течением собаки. Потом Сашок сам тоже выбирается из воды на том берегу, и вода течет с него, а сапоги становятся очень тяжелыми.

И вот он стоит в кустах, в зарослях тальника, слушает непрерывный лай и хрип зверя, похожий на рокот дизеля, не знает, что следует делать в таких случаях. Зверь совсем рядом, шагах в пяти, но различить что-либо не получается. Кусты совершенно закрывают обзор, и сквозь них не продерешься.