Илья Кочергин - Точка сборки (сборник)

Там уже висят на лиственнице тонко отбитые, острые как бритва, сточенные за много лет литовки. Сашок берет одну и идет вниз по склону, широко захватывая траву – тут она невысокая, косится легко. Абай идет рядом, заглядывает сбоку, советует, поправляет: «Стой, маленько вот так», «Пятку прижимай», «Так худо, так не надо нагинаться».

Отбирает литовку, сует другую, наточенную, опять идет рядом. Что-то еще говорит, потом замолкает, отстает, смотрит. Поворачивается и идет к костровищу, где у него под деревом все аккуратно и уютно уложено – седло, кожаные мешочки с чаем и солью, котелок, в выпирающий из земли корень вбита наковаленка. Обтирает литовку пучком травы, садится на потник и стучит молотком, выправляя невидимые неровности на лезвии.

А коса у Сашка в руках уже косит сама, без абайских советов и даже Сашкиных усилий. Иногда кажется, что она сейчас вырвется из рук и продолжит резать траву с приятным хрустящим свистом, безо всякого человеческого участия. Что раз ты не выпускаешь ее из рук, то она еще и тебя тащит за собой, а ты только получаешь удовольствие от хорошей работы, от ровного прокоса, от того, какой аккуратный рядок уложенной травы остается позади.

В другие дни они сгребают сухое сено и возят копны на коне вниз к ручью, подталкивая сзади вилами. Сверху нависает маленькая гора Сойок, что значит «позвонок».

Потом Сашок длинными вилами подает пласты сена наверх, на стог, а Абай топчется там и укладывает их. Травяная пыль летит сверху, сыплется за шиворот, липнет к потному телу.

Сильно пахнет нагретой полынью, которую Абай зовет «парга», в ладонях гладким, полированным деревом лежит черенок вил, щекочет спину сенная труха, шумит холодной водой Кулаш. Сашок обоняет и осязает свой богатый мир и улыбается, тело слушается и работает, ноги жизнерадостно топчут траву, огромные навильники сена он поднимает над головой, уперев черенок в землю, потом легко поднатуживается и толкает выше и выше. А там принимает Абай, и получается еще и радость от слаженной размеренной работы сообща, когда каждый выполняет свою часть.

Радуйся, радуйся, Сашок, пока самому тошно не станет.

Наконец Абай, приговаривая что-то и бормоча, спускается с готового стога, держась за веревку. Сашок подставляет плечи под его подошвы, потом сажает старика себе на шею и, топоча сапогами, бегает вокруг стога. Абай тонко кричит от испуга и смешно держит обе руки вытянутыми вперед. Выгорает на солнышке трава во дворе, стрекочут саранчи, обмахивается хвостом в тени под елками косолапая абайская лошадь и кивает головой, отгоняя мух.

На выходных съездили на охоту с ночевкой, Сашок и два Альберта – Кайчин Альберт и Сандяев Альберт, свояки.

Садились на лошадей у Альбертовой ограды, и Сашок заволновался перед первой настоящей охотой. Спросил у Сандяева, куда нужно выцеливать марала, если он им встретится. Сандяев помолчал, сумрачно осмотрел Сашка с головы до ног и ткнул пальцем себе в область сердца:

– Прямо сюда.

Долго поднимались по крутой неровной тропе над склоном, потом Сашку надоело представлять, как лошадь вместе с ним укатится вниз и убьется насмерть. Он доверился и поручил свою жизнь большому животному, шевелившемуся под ним. Альберты часто останавливались и нетерпеливо ждали, говорили, что ехать нужно быстрее. Сашок безрезультатно понукал и радостно чувствовал спиной ружье, старенькую одностволку, одолженную ему.

Когда склон закончился и въехали в лес, когда растворилась между деревьями тропа, Альберты стали говорить, что ехать нужно не только быстро, но и тихо, не хрустеть сучками. А то все звери распугаются. Сашок мысленно просил коня не хрустеть сучками, но конь не слушался. У Альбертов кони слушались.

Они ехали таким порядком – сначала Сандяев на высоком коне масти кула, сам тоже высокий, с острыми плечами, в длинном плаще, хмурый. Как по-русски называлась лошадиная масть «кула», Сашок не знал, с виду конь какого-то песчаного цвета. За ним, привязанный веревочкой к хвосту коня, трусил черный звероватый кобель. Следом вертелся в седле Кайчин Альберт, блестел зубами, часто оборачивался, манил к себе рукой, чтобы Сашок двигался быстрее, наклонялся с коня, разглядывая примятую траву, наверное различая какие-то следы. Потом было большое, совершенно несократимое расстояние, а потом вяло шел Сашкин мерин, глухо кашлял, ломал сухие ветки широкими, чуть косолапыми копытами. К его хвосту был привязан Сильвестр. Собаку следовало спустить с веревочки, если Альберты скажут спускать.