Альберты, наверное, знают, как поступать в такой ситуации, но их нет.
Собаки знают, как поступать, кабан тоже знает, и то, чем они занимаются там, в кустах, – прекрасно и будоражит. Хочется присоединиться к ним и весело, злобно участвовать.
Сашок делает шаг в одну сторону, в другую, смотрит так напряженно, что кусты должны уже начать раздвигаться под его взглядом. Возбуждение поднимает ему волосы на затылке торчком. Он забыл про ружье, и, пусти его сейчас к зверю, не исключено, что он вцепится ему зубами в заднюю ногу, чтобы затормозить, помешать, чтобы кто-нибудь еще навалился, повис на загривке, на ушах, чтобы набежала вся стая, облепила, прижала к земле и ждала прихода настоящих охотников, которым останется только прирезать свинью длинным ножом.
Но ситуация разрешается без его участия. Из зарослей вылетает сандяевский кобель и стоит, дышит, мутно смотрит в землю, с морды капает кровь. Возня утихает, кусты перестают шевелиться, лай Сильвестра переходит из яростного в горестный и быстро удаляется вслед за кабаном.
Сашок без подсказок понимает, что охота закончилась.
Постепенно всплывает шум реки, слышится крик красного коршуна в небе, возвращается зной летнего дня, по сторонам долинки снова встают лесистые склоны, в руке появляется забытое ружье, он идет обратно.
– К нему близко подходить не надо, этот чочко опасный зверь. Как сказать? Стремительный. Туда-сюда не успеешь посмотреть, а он уже рядом с тобой будет…
Сашок успокаивается. Значит, хорошо, что он не полез в эти кусты. Ничего позорного в этом нет.
Потом они устраиваются на травянистом холме и стреляют по камешкам. Белые камешки разлетаются. Охота должна все-таки завершиться выстрелом. Особенно для Сашка, и Альберты устраивают ему этот завершающий аккорд.
– Я маленький был, с коня на землю упал, вот этим глазом на сучок попал. Теперь неудобно стрелять. У меня теперь, когда прицелюсь, там не один камушек, а два камушка.
Лицо Альберта опять морщится от веселья, как будто он радуется тому, что у всех людей всего один камень, а у него – в два раза больше. Но Сашок так любит сейчас весь этот чудесный яркий мир, что понимает своего друга, готов даже завидовать Альберту, видящему в два раза больше всего, чем остальные люди. Если это, конечно, не очередная выдумка.
– Ты в который целишься? – спрашивает Сандяев, и его длинное лицо, как всегда, немного хмуро. Нестерпимо печет солнце, но шапочка-петушок сидит у охотника на голове и опять сползла на самые глаза. – В правый или в левый?
– Надо ровно посередине. В пустое место нужно стрелять – ровно между камушками, тогда попаду, – отвечает Альберт, хохочет и опять хлопает ладонями себе по коленям.
Сандяев подзывает своего кобеля и снова изучает место, куда попал кабан. Говорит, что выбит один зуб, а так вроде ничего серьезного.
– Альберт, слушай, скажи, как все-таки твою собаку зовут? По правде. Ну ведь он – не Сильвестр?
Сандяев забывает про своего кобеля и с интересом смотрит на Сашка, как будто тот сказал что-то необыкновенное. Потом переводит взгляд на Альберта.
– Ну как тебе сказать? – с охотой отвечает Альберт и усаживается поудобнее, как куропатка на гнезде. – По правде сказать, я тогда немного выдумал. Чалчиков Витя кассету с фильмом привозил, показывал на видике, мне так захотелось, чтобы кого-то звали так – Сильвестр. Кого так можно назвать? Ведь сына так не назовешь, да? А все равно хочется.
– Ты скажи, как собаку зовут?
– Собаку? – Он находит глазами собаку, смотрит на нее. – Ее зовут Жулик.
Слово «жулик» он опять выговаривает с подозрительным удовольствием.
– А что ты мне кричал: «Синего отвязывай»?
– А-а, это? Это же масть его, цвет. Он же синий, как волк синий.
Сашок откидывается назад и смотрит в высокое, яркое небо. Улыбается.
…в темнице там царица тужит, а синий волк ей верно служит; там ступа с Бабою-ягой идет, бредет сама собой…
Волк цвета кёк, цвета неба.
А какой на самом деле был волк у царицы? Не синий, конечно, но и не серый вроде. А какой – сейчас не вспомнить. А вот и вспомнить! Бурый! У царицы был бурый волк.
Альберт говорит:
– Ну что? Вот и кончились наши каникулы. Надо домой ехать.
У спящего богатыря, вытянувшегося на повороте реки, легко можно было определить голову – баш, поросший лесом хребет – арка, плечо – ийин, подол шубы – эдек. Сашок излазил ему всю голову, исходил спину. После восьми часов пустого рабочего дня он брал оставленную Альбертом одностволку и уходил с кордона. На закате или часто уже в темноте он спускался по меесу – солнопечному голому склону – домой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу