Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Я потрепал по холке своего чудесного пса, выигравшего один шанс из ста.

— Едем домой, приятель, — сказал я ему.

Санитар клиники помог мне погрузить его в машину, и мы вернулись домой, вооруженные лекарствами и письменными инструкциями.

Нельзя разрешать Марли есть и пить помногу. Прошли времена, когда он нырял в миску с водой и играл там в «подводную лодку». Отныне он будет есть четыре раза в день мелкими порциями, и воды будет получать понемногу — по полчайной чашки. Тогда, как сказала врач, есть надежда, что его желудку больше не будет грозйиь ни расширение, ни вздутие. Кроме того, ему нельзя волноваться. В собачьей гостинице, среди множества незнакомых псов, ему больше делать нечего; я не сомневался, да и доктор Хопкинсон, кажется, тоже, что непривычная и волнующая обстановка сыграла свою роль в его встрече со смертью.

Этим вечером, приведя его в дом, я разложил на полу в гостиной спальный мешок. Подниматься по лестнице на второй этаж Марли больше не мог, а у меня духу не хватило бы оставить его в одиночестве. Я знал, что он не сможет спать спокойно, если меня не будет рядом.

— Что ж, Марли, эту ночь мы проведем вместе! — объявил я и лег с ним рядом.

Я гладил его по седой лысеющей спине, от головы до хвоста. Вытирал слизь, скопившуюся в уголках глаз. Чесал за ушами, пока он не заворчал от удовольствия.

Утром приедут Дженни и ребята. Дженни заахает над Марли и пойдет варить ему диетическую рисовую кашу. Тринадцать лет понадобилось прожить нашему псу, чтобы заслужить человеческую еду — не объедки, а полноценные блюда, приготовленные специально для него. А дети будут обнимать его, не зная, что могли никогда больше его не увидеть.

Завтра наш дом снова станет шумным, многолюдным, полным жизни. Но сегодня нас здесь только двое — Марли и я. Я лежал рядом с ним, прислушиваясь к его шумному дыханию, и вспоминал нашу первую ночь вдвоем, когда я только привез его от заводчицы — крохотного щенка, впервые разлученного с братьями и сестрами. Я вспоминал, как принес коробку в спальню, опустил руку ему на голову, чтобы ему было не страшно, — и так мы заснули вместе. Мне вспоминалось его щенячье детство и юность: разодранные диваны, съеденные матрасы, безумная беготня по набережной, танцы под музыку из стереопроигрывателя. Вспоминались бесчисленные сожранные вещи, изжеванные банковские чеки — и чудные минуты взаимопонимания. Но больше всего я думал о том, каким добрым и верным товарищем был нам Марли все эти годы.

— Знаешь, старина, ты меня не на шутку напугал, — прошептал я. Он вытянулся рядом со мной и сунул морду мне под руку, чтобы я его погладил. — Хорошо, что ты снова дома.

В следующие несколько недель ничто не напоминало нам о том, что Марли побывал на краю гибели. Он быстро поправился: глаза снова лукаво заблестели, нос стал прохладным и влажным, исхудалые бока вновь немного округлились. Казалось, болезнь прошла без следа. Марли снова наслаждался жизнью — целыми днями дремал на солнышке возле стеклянной двери в гостиную. Из-за новой низкокалорийной диеты он постоянно хотел есть — и выпрашивал и воровал еду еще нахальнее обычного.

После пережитого ужаса мы с Дженни должны были бы задуматься о том, что Марли не вечен, однако мы быстро вернулись к удобному мнению, что теперь, когда случайный кризис миновал, все пойдет по-старому. Несмотря ни на что, нам хотелось верить, что у Марли впереди еще много-много лет. Ведь, несмотря на свою дряхлость, он оставался все тем же счастливым и беспечным псом. По-прежнему лаял на почтальона, гулял по двору вместе с курами, часами наблюдал за кормушкой для птиц, бродил по дому, звучно стуча хвостом о стены и мебель. Порой нам казалось, что ничего не изменилось.

Но Марли жил взаймы — это было нам ясно. В любой день мог прийти новый кризис — и я знал: когда это случится, я не стану бороться с неизбежным. В этом возрасте любая операция будет для него очень опасна; жестоко подвергать старика такому испытанию лишь для того, чтобы очистить нашу совесть. Мы любили этого сумасшедшего пса, любили, несмотря на все его безумные выходки — или, быть может, благодаря им. Но теперь приближалось время прощания.

Второй кризис разразился осенью. Я одевался у себя в спальне, чтобы идти на работу, когда снаружи послышался ужасный грохот, а затем крик Конора:

— Помогите! Марли упал с лестницы!

Выбежав на лестничную площадку, я увидел внизу Марли: он беспомощно копошился на полу, пытаясь подняться на ноги. Мы с Дженни бросились к нему, в четыре руки ощупали спину, ребра, лапы… Вроде ничего не сломано.