Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

— Скорее всего… — повторил я. — А можно поточнее?

— Я бы сказала, существует один шанс из ста, что это не повторится, — ответила она.

Один из ста?! «Господи боже, — подумал я, — да у него больше шансов поступить в Гарвард!»

— Один из ста? Быть не может!

— Мне очень жаль, — ответила она. — Он действительно в очень тяжелом состоянии.

Если желудок Марли снова перекрутится и перестанет пропускать пищу в кишечник — а судя по тому, что сказала врач, это практически неизбежно, — у нас останутся две возможности. Первая — операция. Хирург сможет разрезать Марли и пришить стенку его желудка к стенке брюшной полости так, чтобы такого больше не происходило.

— Это будет стоить две тысячи долларов, — добавила врач. Я сглотнул. — И должна вас предупредить, что операция очень серьезная. В таком возрасте ваша собака, скорее всего, ее не переживет.

— А второй выход? — спросил я.

— Второй выход, — секунду поколебавшись, ответила она, — это усыпление.

— Понятно, — только и мог проговорить я.

Трудно было все это переварить. Еще пять минут назад я входил в «Колокол Свободы», не сомневаясь, что Марли, счастливый и довольный жизнью, отдыхает в собачьей гостинице. А теперь от меня требуется решить, жить ему или умереть. О том, что у собаки может расшириться и перекрутиться желудок, я слышал в первый раз. Только позже я узнал, что это довольно частая болезнь у некоторых пород собак, особенно у тех, что, как Марли, отличаются широкой грудной клеткой. Особому риску подвергаются собаки, склонные есть торопливо, заглатывая пищу большими порциями.

— Давайте просто подождем и посмотрим, что будет дальше, — предложил я.

— Именно это я сейчас и делаю, — ответила она. — Жду и смотрю. — И добавила: — Если желудок снова «закроется», мне придется принимать решение быстро.

— Мне нужно посоветоваться с женой, — выдавил я наконец. — Я вам перезвоню.

Дженни в этот момент находилась вместе с детьми на переполненной палубе туристического теплохода посреди Бостонской гавани. Связь была из рук вон плохая. Сквозь шорох и треск до нее долетали лишь обрывки моих слов. «Марли… очень болен… желудок… операция… усыпить».

И… молчание.

— Алло! — позвал я. — Ты меня слышишь?

— Слышу, — ответила Дженни… и снова замолчала.

Оба мы знали, что рано или поздно это произойдет, но никто не ожидал, что это произойдет сегодня. Дженни с детьми — в другом городе, они не могут даже попрощаться с Марли; я — в центре Филадельфии, в полутора часах езды от клиники, и уже опаздываю на важную встречу. Мы проговорили еще несколько минут; оба понимали, что выбора, в сущности, нет. Врач права. Марли сдает по всем фронтам. Жестоко подвергать его тяжелой операции лишь для того, чтобы немного отсрочить неизбежное. Если для Марли настало время умереть, значит, наша задача — дать ему умереть достойно и без мучений.

Я перезвонил ветеринару и сообщил о нашем решении. Врач (я уже знал, что ее зовут доктор Хопкинсон) одобрила и поддержала наш выбор.

— Он прожил долгую жизнь, — заметила она. — Все когда-нибудь кончается.

— Это верно, — ответил я.

Однако мне не хотелось, чтобы Марли усыпили без меня. Я хотел сперва с ним попрощаться.

— Давайте созвонимся через час, — сказала она.

Через час голос доктора Хопкинсон звучал чуть более оптимистично. Марли поставили капельницу; он чувствует себя неплохо. Шансы его поднялись до пяти процентов.

— Не хотела бы внушать вам ложные надежды, — оговорилась она. — Он очень тяжело болен.

Но на следующее утро ее голос звучал еще радостнее.

— Марли хорошо провел ночь, — объявила она.

Позвонив в полдень, я узнал, что доктор Хопкинсон отключила капельницу и дала Марли немного каши из мяса и риса.

— Он очень проголодался, — пояснила она.

Когда я позвонил в следующий раз, Марли уже мог вставать на ноги.

— Отличные новости, — сообщила доктор Хопкинсон. — Один из наших служащих вывел его во двор, и Марли сходил по-большому и по-маленькому.

Я был в таком восторге, словно он выиграл главный приз на собачьей выставке.

— Ему определенно лучше, — добавила ветеринар. — Сейчас он подарил мне страстный и очень слюнявый поцелуй.

Да, это наш Марли!

— Вчера я сказала бы, что это невозможно, — продолжала доктор, — но сейчас думаю, что завтра вы сможете забрать его.

На следующий вечер после работы я так и сделал. Марли выглядел ужасно — слабый, исхудавший, — словно восстал из мертвых. В каком-то смысле так оно и было.