Михаил Каминский - Переполненная чаша

— Да я не шучу, честное слово! Уж больно ловко у вас получается… Только жаль, мне личный санинструктор не положен. А так бы…

Она махнула рукой и направилась к выходу. Мы немного постояли на крыльце. Добер устроился напротив — сидел, в недоумении ворочал из стороны в сторону острую морду, смотрел то на нее, то на меня. Мимо строем прошли девушки. А мне почему-то показалось, что идут они тихо и осторожно, точно на цыпочках, чтобы не мешать нам.

— Вы на фронт, товарищ лейтенант? — спросила Люда.

— Так точно, товарищ младший сержант!

— Свою полевую почту знаете?

— Пока нет… А что?

Люда посмотрела на меня с сожалением.

— Вас только сюда вот ранило? — Она легонько прикоснулась к плечу.

Мне бы поостеречься, но, видимо, пребывание в родном доме совсем оглушило меня, и я опять спросил:

— А что?

— Я подумала, что головку вам тоже легонько задело.

И она ушла, а я остался стоять перед Добером, который щерил желтоватые зубы, точно усмехался.

— Иди ко мне, — позвал я, и он, подскочив, стал лизать мне лицо и руки, тихо скуля, будто пересказывал печальную историю жизни без хозяев.

Однако, как я вскоре понял, жаловаться собакам было не на что. Чистые, сытые, они своим видом резко отличались от обездоленных псов в городах и деревнях, которые мы проходили. И, главное, как в мирное время, они были при деле: дежурство на крыше держало Добера и Жучку в строгости.

Я погулял по заснеженному саду с Добером, а Жучка сидела на посту и вертела головой от нас к стереотрубе и обратно. Мы дошли до забора, над которым возвышался дом Аграфены Николаевны. Там было тихо — ни тети Груши, ни шпица — и грустно: закрытые ставни, осевшая под снегом крыша и одинокая ворона на покосившейся трубе… Я повернул назад: пора было ехать. Добер, словно все понимая, тяжело вздохнул и потопал по широким ступенькам лестницы наверх, на пост. Жучка спустилась и проводила меня до угла. А за углом… стояла Люда.

— Вот, — она, опустив глаза, протянула мне листок, — здесь мой адрес. Вы напишите, где воевать будете, а я вам отвечу: что с вашими собаками. Они хорошие. Их даже в штабе МПВО знают…

— Адрес известен! — бодро сказал я. — Это же мой дом.

— Эх, товарищ лейтенант, товарищ лейтенант… — грустно улыбаясь, Люда с укоризной покачала головой. — Война ведь. Значит, у дома другой адрес: мы же под полевой почтой числимся… И потом… вы мою фамилию не знаете. Виноградова я… — Она говорила что-то еще, но я не слышал. Смотрел в ее чистые серые глаза и думал, что теперь в тылу у меня есть не только мама.

Люда медленно пошла к дому, а я побежал к трамваю. Опять он звенел, как в мирное время, но только очень сильно дребезжал на стыках, потому что не до ремонта было в эти дни, когда враг у ворот, когда людей убивают и ранят, когда даже собаки стоят на посту, а девушек с кудряшками называют не по имени, а младшими сержантами.

Первое письмо от Люды пришло через сорок дней. Я потому так запомнил эту цифру, что утром замполит, тщательно, как всегда, бреясь перед круглым зеркальцем, прислоненным к полевому телефону, проворчал:

— Сорок дней в обороне. Ты уж из взводного комбатом стал, а мы все в обороне… Так и до дивизии дойдешь… — Он вроде бы шутил, а на самом деле нам обоим было очень невесело. Из моего бывшего взвода осталось пять человек. Месяц назад в бою убило ротного, и я взял командование на себя. А на той неделе увезли в тыл тяжело раненного комбата.

— Если танковой атаки сегодня не будет, — сказал я, — не видать мне дивизии как своих ушей. А если танки пойдут, то… — Я помолчал, потому что наш батальон равнялся по численности нормальной роте, а удерживали мы рубеж полка.

— Ты бы бронебойных снарядов поклянчил, — посоветовал замполит, кивнув на телефон.

Я потянулся к аппарату, попросил «первого» и через минуту услышал голос командира полка.

— Нет у меня «игрушек», лейтенант, — ответил он. — Понимаю твои заботы, но «игрушек» нет. Помогу кое-чем другим… Что? Сам увидишь… — И он дал отбой.

Приблизительно через час после этого разговора принесли письмо от Люды. Я не успел его распечатать, потому что в этот момент у входа в блиндаж раздался многоголосый лай. В одной гимнастерке я выскочил наверх: показалось, что это приехала Люда — с Добером и Жучкой. Бывает ведь так: самые сумасшедшие мысли приходят в голову, когда чего-нибудь сильно хочешь и ждешь.

— Товарищ старший лейтенант! Команда истребителей танков прибыла в ваше распоряжение! — Пожилой старшина с круглым обветренным лицом сделал шаг в сторону, опустив от виска ладонь, и я увидел строй людей и собак. Ни Люды, ни Добера с Жучкой здесь не было, однако собак держали на поводках именно девушки. Кто в шинелях, кто в полушубках, кто в ватниках.