— А где он сейчас, этот Якорев?
— Был, да весь вышел. Уехал из совхоза. Семен ему эту дерзость не простил. Два раза на тракторе к своему дому в обед подъехал, а Семен Петрович на карандашик, да в приказ: из зарплаты за неправильное использование техники. Месяц отработал, а получать — ноль-ноль целых. Так что ты тоже поосторожнее шути, Глазков, понял?
— Ну, мне терять нечего, кроме трактора.
* * *
Больше всех работ Юрка любил уборку. На комбайне в хлеб войдешь — ни дать ни взять на самолете летишь, а под тобой облака с отливом золотым, и запах сухой соломы душу волнует.
В уборку, замечал Юрка, человек добрее становится, словно впитывает в себя шафранную мягкость полей. Перед выездом в поле даже Семен Петрович весеннюю размолвку забыл:
— Ну, Глазков, жду ударной работы от тебя. Справишься, соберем осенью круг, примем тебя в казаки — и перепахивай жизнь в хуторе на свой лад.
Хоть Юрка и не совсем понял, о чем говорил Семен Петрович, а на душе приятность осталась. Поэтому — работа в первые дни спорилась. А вечером при фарах соберет Семен Петрович комбайны в круг, одеяло байковое в середину, газетки расстелит, а на них огурцы, картошку с парком, хлеб горкой, а в центр, как ось, две-три бутылки водки. Сам и первый тост говорит:
— Спасибо вам, работнички. Опять в грязь лицом не ударили, не подвели. Отделение по совхозу в первые выходит. Так что мой магарыч — аванец за работу ударную.
— Благодетельный ты казак, Семен Петрович, — начинал на правах звеньевого Петро Измайлов, — у тебя с нами хлеб-соль не делена. Уж ты для нас, а мы для тебя постараемся.
Может, и с ухмылкой говорил это Измайлов, только в темноте как увидишь!
Юрка до дармовой водки не большой охотник был, поэтому стакан брал в руки скорее для того, чтобы компанию не ломать. Это не прошло мимо Семена Петровича. Он в первый же вечер выговорил:
— Что-то ты, Глазков, на водку зло копишь, а? Знаешь, как поэт сказал? «Кто пил — ушел, кто пьет — уйдет, а разве тот бессмертен, кто не пьет?..» Ты что, здоровьем слаб или анонимщик?
Комбайнеры негромко хихикнули, довольные шуткой, а Юрка поначалу растерялся, что ответить. Только потом мысль пришла в голову, что никакой он не хворый и, упаси бог, анонимки писать не собирается, если потребуется, скажет в глаза, в карман за словом не полезет, а не пьет потому, что повода застолью не видит: если за каждый чих стаканом греметь — работать времени не останется. Подумать-подумал, а говорить воздержался: не тот момент. Не поняли бы его любители дармовщины. Хоть и противно на душе стало — промолчал.
Но через пять дней пожалел, что смалодушничал. Перед вечером, когда ячменное поле убирали, подъехал Семен Петрович с шофером Валькой Ерохиным, остановил комбайн, отозвал Юрку в сторонку, заговорил с улыбкой:
— Ну что, Глазков, надо уговор наш до конца доводить.
— Какой уговор? — не понял Юрка.
— Видать, забыл? — Управляющий ухмыльнулся. — Про прием в казаки забыл, что ли? Тебе сейчас Ерохин мешки передаст — насыпешь: вот твой прием и обмоем…
— Не пойму что-то я вас, Семен Петрович. — Юрка и в самом деле терялся в догадках.
— Ты, Глазков, чудак иль родом так? Думаешь, каждый вечер управляющий вам, комбайнерам, дружеский прием устраивает за здорово живешь? Пока водку за деньги в магазине отпускают, понял? Как говорят, товарообмен: деньги — товар…
— А зерно — это тоже товарообмен?..
— Догадлив ты, Глазков, догадлив! Точно, зерно, говоря ученым языком, в данном случае выступает в категории товара. Политэкономию не изучал?
Юрка покачал головой, скорее от удивления тем нахальством, с каким Семен Петрович говорил все это. Говорил спокойно, без тени смущения, как будто о деле, выеденного яйца не стоящем. Неужели и правда не считает, что это воровство? И только хотел прямо спросить Семена Петровича, но тот опередил:
— Напрасно головой крутишь, Глазков. Знаешь, шилом моря не согреешь, куском душу не спасешь. Совхоз не обедняет, если два-три мешка зерна уйдет. Был такой адвокат Плевако, он однажды старушку в суде защитил. А старушка та чайник на станции украла. Так знаешь, что сказал тот адвокат? Он такое завернул, что у суда волосы дыборем. Говорит: на Россию многие нападали: и поляки, и шведы, и французы, она все вынесла. Но вряд ли она «выдержит», если у нее старушка украдет чайник за полтора рубля. Понял смысл?..
— Что-то ты ему, Петрович, большую политграмоту устроил? — вступил в разговор Ерохин. — Чай, не мальчик с одной извилиной, понять должен.
Читать дальше