Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

— Пущу, коль просишься, — с хохотом ответила Варвара и обвела его каким-то странным взглядом.

И пока живут, попрекает Варвара, что тогда со станции солдата домой привезла. Привезла да как узлом спеленала — больше не выпустила. Через неделю в сельсовет сходили, расписались. Правда, секретарша, когда свидетельство о браке выписывала, спросила с ухмылочкой:

— А что, Варвара, не молод для тебя женишок-то? Как-никак на целых пять лет моложе.

— Ты не по годам считай, а по зубам, — зло отрезала Варвара, — зубы мой жених в морях все оставил.

Что правда, то правда, зубы от морской воды Василий успел растерять. Но и Варвара была не первой свежести.

Часто потом вспоминал Василий тот день. Нет, не напрасно Варвара про зубы говорила: зубы у нее крепкие оказались. Уж так вцепилась — клещами не оторвешь. Отдохнуть час-другой — не моги, в колхозе не рвись, а дома от зари до зари вкалывай. И работу всякий раз находила, подкладывала, как кусок пирога. А чуть что, напоминала: «Забываешь, в чьем доме живешь?»

У Василия материнская присказка из головы не выходила. Рассказывала та перед самой армией про жизнь в зятьях. Будто идет зять по лесу, а заяц осину грызет. Зять и спрашивает: «Как она, зайчик, осинка-то, горькая?» — «Да не горше, чем ты в зятьях живешь», — отвечает. Немудрая присказка, а верная.

Вот и сейчас напомнила, не удержалась, хоть сама виновата. От слов Варвары во рту в самом деле осинная горечь. И вдруг вскочил Василий как ужаленный, заговорил твердо, хоть и вполголоса:

— Ты чем же попрекаешь, а? Трудом да потом моим? На тебя да на брата твоего работал, его глотку вином заливал! Давай, Варвара, так договоримся: Васька Пекшин позор на себя принимать не будет. Что вы там с Колюней придумаете — не в моем столе ложки гремели. Но одно прошу — хлеб чтоб в колхозе был, на току или как по-другому сделаете. А я сейчас в сельский Совет пойду, пусть там тоже все знают.

Недолгая до сельсовета дорога, напрямик, через выгон, но шел Василий медленно, знал, что сельсоветчики только к восьми появятся, да и обдумать все хорошенько надо. Может, и в самом деле простить Варвару, как-никак за один стол садятся, а в деревне хлеба еще не густо. А с другой стороны, если каждый воровать начнет, от этого сытнее разве будет? Если каждый от общего каравая побольше куски рвать начнет, что останется?

В сельсовете была одна уборщица, дородная Макариха.

— Рано что-то ты, Вася, припожаловал, — вступила в разговор Макариха. — Это тебе не спится, не лежится, а Дусенька, секретарша наша, вон только за водой в колодец побежала. Пока умоется да красоту наведет, роса очи выест.

— А председатель где? — спросил Василий.

— Нету любезного, вчера еще в район позвали, совещание там затеяли. Ведь надо же — в поле уборка, горячая пора, а они заседать удумали…

Макариха, видно, еще долго бы распиналась по поводу совещаний, да Василий не выдержал:

— Тебе, бабка, не все равно? На совещания не тебя зовут.

— Тут ты, милок, прав. Мне все равно — что в лоб, что по лбу. А ты за справкой, скотину надумал сдавать или как?

— Ага, за справкой, за справкой.

— Ну садись и жди Дуську.

Ждать как раз не стоило, не Дуськин это вопрос, по которому Василий пришел. Председатель Яков Иванович — тот бы сразу ясность внес. Но теперь и вовсе спешить было некуда. Василий присел к секретарскому столу. Пока Макариха убирала помещение, посмотрел газету. И вдруг взгляд его упал на зеленые четвертушки бумаги, стандартные бланки. Помнит, ох помнит такие бумажки Василий, хоть и много лет прошло. И до сего времени помнит, что написано: «Гражданин Пекшин Василий Егорович призывается для прохождения службы в рядах Советской Армии, при себе иметь кружку, ложку, запас харчей на трое суток…»

Так и было написано: «Запас харчей на трое суток». На трое так на трое. За трое суток можно до друзей в Ростов доехать. И Василий потянул бумажки со стола, спрятал в карман. Черт знает какая мысль к нему пришла в голову.

Макариха тем временем протирать столы закончила, уселась напротив, затараторила:

— А с Дуськой нашей позавчера такая комедь вышла — Яков Иванович до упаду хохотал. Звонят ей из отдела культуры, просят к районному смотру репертуар посмотреть и снова позвонить. Она им и трезвонит через час: так, мол, и так, смотрела везде, и в похозяйственной книге, и в домовой, нигде этого товарища Репертуара нет. Наверное, какой-нибудь из эвакуированных был, да я в то время не работала. Яков Иванович минут десять ржал, а потом…