Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

Сказала Вера, как топором отрубила. Вот так Юрка оказался в Фоминском. На другой день после приезда в хутор отправился осматриваться и пришел к выводу: ничего, люди не бедствуют, жить можно. Даром что безлесная сторона, а дома деревянные, в крест рубленные, шалевкой отделанные, железные крыши всеми цветами радуги сверкают. Если с высоты смотреть, то веселый калейдоскоп получается, в осеннем лесу грибы так торчат из-под листьев, переливаются красками.

— Все, Вера, якорь бросаем, — сказал Юрка, возвратившись домой, — хуторок мне ваш приглянулся.

— И давно бы надо. Неужели, когда свадьба была, не заметил?

— Ну, мать, тогда мне не до этого было. На тебя только и смотрел.

Теща, узнав о Юркином решении, перекрестилась троекратно, проговорила:

— Слава богу, хоть на старости лет мужик в доме появился. — Для нее, солдатской вдовы, это самым главным было.

На следующий день вышел с Юркой небольшой конфуз. С утра отправился он на работу устраиваться. Подходит к конторе отделения, видит: сидят на завалинке человек десять, курят в ожидании наряда. Поравнявшись, Юрка руку к картузу кинул:

— Здорово, мужики!

Из толпы выступил один, в фуражке военной, в бушлате, с лица розовый, хоть прикуривай (потом Юрка узнал — Сергей Дубов).

— А где это вы мужиков увидели?

— Как где? Разве теперь мужицкое сословие в брюках не ходит? — не растерялся Юрка.

— В хуторах, братец, казаки живут…

Наверное, Юрка не первый на такую удочку попался. Грохнул карагод так, что в конторе оконца перезвоном ответили. Однако смущение у Юрки недолго длилось.

— Времена кончились — шашками махать…

Почувствовал он — пришла очередь хуторянам смутиться. В ту же минуту на пороге появился управляющий Семен Петрович, видный мужик, лет под сорок, с загаром бронзовым, руки что две лопаты. Команды четко отдал, Юрке это понравилось, потом к нему обратился. Столковались они быстро: трактористов в отделении не хватало.

— Казаков много, а трактористов мало? — не удержался Юрка.

— Значит, и тебя обстреляли? Это у наших казачков модно стало. Да шутка все это, розыгрыш. Ничего, Глазков, будешь хорошо работать, мы тебя тоже в казаки примем за два мешка ржи, понял? — весело загоготал управляющий.

Юрке Семен Петрович сразу понравился. С веселым человеком и работать приятно, веселье силу придает, по себе известно.

Но через неделю еще открылась одна черта Семена Петровича. На весеннем севе «эстафета» из совхоза пришла, глянул Юрка и ахнул. Если верить цифрам, отделение «Заря» сев закончило.

В обед приехал Семен Петрович в поле, из «газика» ноги в начищенных сапогах — хоть как в зеркало глядись — выставил, высадить бережно, словно горшок из печи свое тело собрался, а Юрка уже к машине, руку под козырек по-парадному вскинул, дурашливо гаркнул:

— Поздравляю, Семен Петрович, с трудовой победой!

— С какой такой победой, Глазков?

— С окончанием весеннего сева…

Управляющий хмыкнул, скривился, будто горчицей поперхнулся, заморгал удивленно.

— «Эстафет» не читаете, Семен Петрович! Во вчерашней сводке напечатано: отделение «Заря» сев на сто процентов выполнило. Разве вы не видели?

— Видел, видел… Только что от этого?

— Как что — почет и уважение! Начальство совхозное, оно тоже «эстафетки» перед обедом почитывает. Глаз кинет, а там — ого! — «Заря» с севом, как повар с картошкой, разделалась, провела его за считанные часы… Готовьте, дорогие товарищи, поздравление славному трудовому коллективу и лично дорогому Семену Петровичу.

До этого управляющий улыбался, а тут точно током его прожгло, дверцу рванул на себя и только крикнул:

— У тебя не спросились, как поступать, да? — И машина, раза два подпрыгнув на глыбах, тронулась к дороге.

Сеяльщики обступили Юрку, начали хихикать, перемаргиваться.

— Испортил ты, Юрка, управу настроение, — вступился в разговор Вячеслав Парамонов, — но, видно, плохо ты его знаешь. Наш Семен Петрович — большой специалист по рапортам. У него правило святое — чтоб в сводке порядок был. Сев ли, уборка — «Заря» впереди. Даже если сегодня кто из района приедет. Семен Петрович и глазом не моргнет, скажет: «Края отсеваем». Мы один год вот так в поле выехали, а дня через четыре смотрим — рапорт в газете: отсеялись. А сеять ох сколько еще предстояло! К тому же дожди пошли. Но Семен Петрович не стушевался. Дожди кончились — шагом марш в поле: «края обсевать», а «краев» тех тысячи две гектаров. У нас был учетчик Николай Якорев, так тот ему однажды говорит: «Знаете, Семен, Петрович, как такое называется? Очко и втирательство».