Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

— Вот бы и схватили за руку!

— Не больно нужен. Берет совхозное. Знаешь песню: «И все вокруг совхозное, и все вокруг мое…»?

— Ловкач ты, Ерохин, далеко пойдешь…

— А я далеко не собираюсь. Мне и в хуторе не надоело. Кому тесно, тот пусть катит, как перекати-поле, без остановки, а я оседлость люблю, цыганская жисть мне ни к чему.

Дальше ехали молча. Ерохин замолк, видимо, почувствовав себя победителем в споре. А Юрка, отвернувшись к окну, ловил взором поблекшую стерню, пласты осеннего взмета, придорожный чернобыл с паутинкой, и все это вселяло успокоенность, как и сама осенняя природа. Молчание Ерохина тоже принимал как награду. Уж больно надоел своей болтовней, а еще больше угодливостью и изворотливостью. Живет, как паутина, за каждую былинку цепляется и никакого порока в том не видит. Сегодня Семену Петровичу с собачьей преданностью в глаза смотрит, а завтра, изменись судьба, — и Юрке в тон говорить будет. Уже перед домом Юрка порылся в сетке, извлек бутылку, протянул Ерохину. Тот руку не оттолкнул, наоборот, как-то суетливо, по-старчески схватил бутылку, спрятал в багажник.

— В больнице, что ли, купил? — спросил примиренчески. — Мы с тобой ведь больше никуда не заезжали.

— Зачем в больнице? В больнице водкой не торгуют. Семен Петрович привез, когда «на провед» — он так свой визит назвал — приезжал. Дескать, оцени, Глазков.

— Так, выходит, ты меня чужой водкой угощаешь? А я не откажусь — она один запах имеет, сивухи, понял?

— Тебе это лучше знать, чья водка как пахнет.

Три дня Юрка «бюллетенил». Достал свои армейские штаны, на ноги галоши — обуваться еще больно, по двору прошелся, да и принялся за дела. А их за время болезни накопилось изрядно: зима надвигается, а дрова не нарублены, у хлева князек камышовый ветром разворотило, воротины похилившиеся миру кланяются. И пока Юрка дела вподборку итожил, Вера радости не скрывала, ходила за ним как привязанная.

— Сразу видно, на базу хозяин появился…

Юрку передергивало от этого казацкого слова — «баз», уж на что понятнее «двор», но вслух не роптал. Видно, Юркино усердие даже теще пришлось по душе, и она за обедом из шкафа стеклянный пузырек достала, стопку налила — чистый спирт. Ей вторая дочь из Сибири, видите ли, на растирку прислала, а она не пожалела, зятю за ударную работу угощение выставила.

Юрка хотел было отставить тещин «магарыч» — вдруг обидой посчитает, выпил, с аппетитом захрумкал огурцом.

Но на четвертый день эта семейная идиллия Юрке изрядно надоела, да и Верины «наряды» уменьшились — подогнал Юрка дела на «базу» и поэтому объявил утром:

— На работу буду подаваться.

Вера хотела было в причитание удариться, руки в боки — точно борец на ковре, но теща в защиту зятя встала:

— И правильно, Юрий. У нас по присказке — дом невелик, а сидеть не велит, обязательно какое-нибудь дело сыщется. Уж лучше ты на работу отправляйся.

Путешествие до бригадного стана бесследно не прошло: нога покалеченная тягуче заныла, на лбу испарина выступила, но Юрка старался держаться молодцом. Невелико геройство — ногу в шнек сунуть, да еще сострадание к себе искать. Поэтому, когда с ребятами-собригадниками здоровался, в ладонь всю силу вкладывал — дескать, не ослаб Глазков, фасон держит. И ребята, будто поняв, что от них требуется, с расспросами не лезли, только Парамонов по спине кулаком стукнул.

— Держись, Юрка, за одного битого двух небитых дают!

Трактор Юрка свой нашел в гараже уже изрядно ободранным — постаралась братва, недаром говорят: без хозяина товар сирота. Пока ремень вентилятора искал, свечу к пускачу да разные другие мелочи, которые «одолжили», почти полдня прошло.

В поле выехал уже часам к двум, на несколько минут заскочив домой пообедать. Трудновато было сцепление выжимать больной ногой, а так нормально, будто и не было вынужденного перерыва. И почти до самого вечера возил Юрка кукурузную массу к животноводческим фермам. Работалось легко, хотелось даже песню запеть, но в тракторе какая песня — за треском голоса собственного не услышишь.

Настроение светлое дождик испортил, вроде бы и с ничего собравшийся, тучка набежала с овчину, а ливень повис над полями по-весеннему, взахлеб затараторил по накатанной до блеска дороге, и тележка заскользила неуправляемо, начала трактор болтать из стороны в сторону.

Вот так всегда: дожди идут не тогда, когда просят, а когда косят. А ведь договорились с комбайнерами допоздна поработать — не вышел номер. Теперь одно оставалось — отвезти тележку зеленой массы в летний лагерь буренкам, и шабаш. Засветло управиться можно и еще дома какую-нибудь немудрую работенку исполнить. С тем расчетом и повернул Юрка на дорогу, к Дальним Станам. Поле так называлось — Дальние Станы. В дневное время казаки там землю не пахали, а сенокосы держали и каждый своим станом стоял. Отсюда и название пошло. И сейчас половина поля не пахалась: сизые валуны мореные словно из земли растут, любой плуг исковеркаешь.