Владимир Шаров - Царство Агамемнона

Как я тебе уже рассказывал, – объяснял отец, – в этой суматохе Лидия и ее родители, на беду, оказались в разных баркасах. Баркас родителей успешно добрался до крейсера, а Лидии не повезло. Лодку, в которую она попала, течением, волнами снесло к югу, там она зацепилась за камень и перевернулась. Все, с кем я говорил, объясняли, что место было мелким, и люди сумели выбраться на берег. Добавляли, что вода для ноября была не очень холодная. Что же до моей Лидии, то никто больше ее не видел, ни на набережной, ни на берегу. Такое лицо, убеждали меня местные, они бы запомнили.

Курортная жизнь дорога. Хотя я ночевал на пляже – оттащишь лежак, и никто не трогает, – тратился только на еду, деньги уходили быстро. В общем, ялтинская история в любом случае заканчивалась. И тут один из тех, кому я показал фотографию Лидии, спросил, сколько ей тогда, в двадцатом году, было лет. Узнав, что четырнадцать, посоветовал ехать в Симферополь к тамошним чекистам. В отдел, который ведает беспризорниками. Вроде бы на каждого, кого они вылавливали и вылавливают, заводится дело. Его фотографируют, кроме того, не ленясь, выспрашивают, кто он, откуда, как попал в Крым, лишь затем распределяют по детдомам и коммунам. Совет гляделся разумным, и я послушался.

На рассвете, по холодку поймал попутку, ехал в кузове, втиснувшись между ящиками с яблоками, смотрел на горы и радовался, что наконец вырвался из Ялты. Машина меня привезла прямо на центральную площадь Симферополя, тут же было здание ГПУ. На входе предъявил охране свою парткомовскую бумагу, она сработала, отнеслись ко мне как к родному.

Крым – это солнце, море, фрукты, и беспризорников, – рассказывал отец, – тянуло сюда как магнитом. Через руки здешних чекистов прошли многие тысячи новых кочевников. Пять дней кряду какая-то секретарша одну за другой таскала мне папки с их личными делами. Фотографии редко бывали качественные, уповать можно было лишь на везение. Среди того, что я просмотрел, нашлась единственная карточка с лицом, напоминающим Лидию. Дело с ней попалось в первый же заход, но я отложил его в сторону, имя и фамилия были другими. А тут перед выходным вдруг сообразил, что так, Надей Самсоновой, звали Лидину мать. Самсонова – ее девичья фамилия.

Конечно, совпадение могло быть случайным, но другой зацепки не было, и я ухватился. В деле была пометка, что Надя Самсонова, четырнадцати лет от роду, распределена и отконвоирована в школу-коммуну имени Карла Либкнехта, которая находится в городе Джанкое. От Симферополя недалеко, меньше сотни километров. Коммуна по-прежнему существовала, на следующий день я поехал в Джанкой.

Директором детдома был очень милый человек, когда-то учитель химии в первой Севастопольской гимназии. К моим поискам он, как и ГПУ, отнесся с сочувствием. Я приехал вечером, искать ночлег было уже поздно. Он накормил меня и, за чаем расспросив о московских делах, разрешил переночевать на диване у себя в кабинете. Надю Самсонову он не помнил, сказал, что на его веку ее в «Либкнехте» не было. Впрочем, он здесь директорствует неполных два года и за то, что было раньше, ручаться не может.

Утром, когда отперли архив, я получил другое личное дело моей невесты Надежды Самсоновой. Коммунарская фотография была совсем иного качества – четкая, хорошая, но Лидия была так измождена, что и на этот раз я ее узнал с трудом. Кроме фотографии в деле имелся короткий опросный листок и медицинский анамнез. Лидия продолжала безбожно врать. В листке со слов Нади было записано, что ее отец священник, Николай Самсонов преподавал латынь в Ярославской семинарии, в свою очередь, мать как умела вела хозяйство, родных братьев и сестер у нее нет. В семье она росла единственным ребенком. В четырнадцатом году отец, сняв с себя сан, добровольцем пошел на войну, дослужился до капитанского чина, но в семнадцатом году во время нашего наступления в Галиции пропал без вести. Мать, оставив Надю на кухарку, нанялась медсестрой в передвижной госпиталь и поехала на Юго-Западный фронт, решив, что сумеет его разыскать. Но никого не нашла, наоборот, сама где-то канула.

Надя ждала целый год, а когда деньги кончились и ее, забрав за неуплату все вещи, выгнали с квартиры, стала просить милостыню, бродяжить. Зиму как-то перемоглась, а ближе к весне человек двадцать беспризорников, среди них и она, сбились в ватагу и направились в сторону Крыма. Ватагу свою она по дороге потеряла, но до Крыма добралась и почти месяц прожила в Севастополе.