Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Мамочка моя, только ты способна говорить такие слова!

— В тот миг, когда пылинки солнца рассыплются по воде, промой свое лицо станешь красивой, славной и во сне увидишь солнышко.

А я всегда вижу во сне луну…

Возле раскаленного танура влажное, в капельках, ламповое стекло, если поглядеть через него на огонь — кажется желтым, а вода внутри напоминает беспокойную живую рыбу, она трепещет и блестит.

— Мамочка, золотая рыбка!

Мама, улыбаясь, целует меня в лоб, но у этой золотой рыбки, которую бережно держу я в своих руках, ничего не просит. И вообще она не хочет, чтобы золотая рыбка помогала ей. Ведь я рядом!

Я здесь, рядом, всегда возле танура, возле своей мамы: когда лепешки пекутся в тануре, с нетерпением жду, хочу свежих лепешек. А когда я сыта, то хочу скорее проголодаться… Я очень люблю маму, и танур люблю, и лепешки, и человечков своих, и воробышков тоже люблю. А вот летучих мышей не люблю, я их боюсь.

— Как дела? — слышу я чей-то голос у воды.

— Ничего, — отвечаю и тут же спрашиваю сама: — Чего тебе?

Это подошел тот самый человек — Кадыр.

— Лампу моешь? Ну ничего, всего-то несколько дней осталось тебе ее мыть!

— Почему несколько дней?

— Потому что мы тебе принесем свет.

— Я знаю.

— А знаешь ты, откуда мы проведем вам свет и как?

— Издалека, через провода.

— Ты прежде видела когда-нибудь такое чудо? Представляешь, лампочка осветит все вокруг как солнце. Только одна такая лампа — и пожалуйста, на улице будет светло как днем.

— Как здорово! Ночью мне можно будет выйти во двор? Не надо будить маму.

— Ты боишься темноты?

— Да, в темноте в наш двор залетают летучие мыши.

— Кадыр! — раздается голос одного из монтажников. — Ты спроси у нее, играют ли мыши у них дома по ночам?

У него толстый, похожий на кувшин живот и тонкая шея, а неприятное лицо напоминает испещренную бороздами кринку.

Я смотрю на Кадыра и притворяюсь, будто ничего из слов толстопузого не понимаю.

Кадыр делает вид, что тоже ничего не слышал, он молча встает и направляется к рабочим, вместе с другими берется за конец столба.

Закопченное стекло лампы становится чище и светлее. Не люблю черный цвет, темноту и беззвездные ночи. Боюсь летучих мышей, они наводят на меня страх, и тех людей, которые приходят к нам домой ночью, я остерегаюсь.

Мама их встречает гостеприимно: расстилает на суфе [1] Суфа (тадж.) — небольшое возвышение, сделанное из глины, на котором сидят и отдыхают. скатерть — дастархан и угощает их горячими лепешками. Они рассаживаются вокруг мамы, не отходят ни на шаг от нее. Она не против, чтобы они посидели у дастархана спокойно, поговорили и поиграли со мной.

Но они мало играют со мной. Больше шепотом о чем-то просят маму, а она вынимает из танура лепешки и поминутно покачивает головой из стороны в сторону.

— Нет-нет, — слышу я ее тихий голос.

Больше всех беспокоит ее бригадир Валиходжа. Он всегда приходит один, ставит ногу над тануром, локтем опирается на колено и медленно, степенно, будто наставляя, начинает свою речь.

Однажды он вошел и сразу же спросил:

— Сайрам, как у тебя со временем? У меня куча гостей. Хотят провести ночь в саду.

Я стояла поодаль от них, видела, как мама сжала губы, и подошла к ней поближе.

Только тогда бригадир заметил меня. Он засунул руку в карман и, вынув оттуда горсть хлопка, протянул мне. Я подняла подол платья, и бригадир бросил туда хлопок.

— Какая длиннокосая девочка!

На его бархатных брюках налипли белые волокна хлопка.

— Почему молчишь, Сайрам? Надо идти! Гости ждут! Мотоцикл на улице, заверни-ка несколько горячих лепешек, и пойдем.

Мама упорно молчала. У нее словно застряло что-то в горле. На ресницах появились крупные, блестящие слезинки. Бригадир их не заметил.

— Мы тоже в долгу не останемся, — продолжал он, — вот хотя бы лишние пять-шесть кило хлопка запишу на тебя, отдохнешь денек-другой в счет рабочего времени. К тому же гости — люди не из простых, уважаемые люди… Запомнят тебя, а придет время раздачи премий и наград — не забудут нашего приятного вечера.

— Валиходжа-ака, устала я очень… И потом, с кем я оставлю ребенка? Садовник у вас и сам справится, он ведь тоже хороший повар. Ешьте лепешку, — предложила мама, — она горячая, вкусная.

— Дело не в поваре. Немного посидишь с гостями, чтобы им не скучно было.

— Нет, ака, не могу, спасибо.

— Ты что, не понимаешь? Раз такие большие, уважаемые люди пожелали тебя видеть, стоит ли ломаться, время тянуть? Надо идти. Пойдем, часика два посидишь, ничего с тобой не случится, не съедят же. Сам председатель меня попросил найти привлекательную женщину, иначе не унижался бы я перед тобой.