— А здесь мой супруг, оказывается. Здравствуй, супруг.
Борька сцапал ее за плечи.
— А у нас скоро будет этот, ну… с гайкой?
— Лучше с шариками, — показывая на висок, сказала Тамарка. — Правда, с шариками лучше, а, Коля?
Коля лишь нахмурил лоб. Он усаживал Белку на багажник велосипеда.
…За микрорайоном была степь, длинная, изредка прерывающаяся лесопосадками, дорога вдоль нее. Ветер то ударял в спину, то, стараясь догнать, в бок. Шумели деревья в лесопосадке. Вершины их были светлы, но среди нижних ветвей, почти неподвижных, клубилась пыль; иногда порывы ветра отрывали клубы пыли от подножий деревьев, поднимали их вверх и рассеивали их над степью.
— Ого-го-го! — кричал Коля, и его срывающемуся голосу вторил захлебывающийся лай собаки. Лесополосе не было конца, не было конца ветру и пыли, непрерывной волне восторга. — Ого-го-го! — кричал Коля, стараясь перекричать шум ветра в ушах, отчаянно работая такими легкими, такими послушными педалями.
Но внезапно холодная и сильная волна ударила его в спину, и ко влажной ложбине между лопаток словно прилип тонкий ледок. Коля остановился. В деревьях устрашающе гудело, но теперь их не качало, а пригибало в одну сторону; они силились выпрямиться, но встать во весь рост им не удавалось — так силен был этот холодный ветер.
Ехать назад было тяжело. Вспотевшее тело обдавало ознобом, в лицо стремительно летела колючая пыль. Белка повернулась мордой назад и умолкла. Лишь иногда сквозь шум ветра Коля слышал ее недовольное ворчание. Пока доехали до микрорайона, Коля совсем выбился из сил. Саднило ногу, которой он ударился о сорвавшуюся педаль.
В двери подъезда стоял Борька. Белка спрыгнула с багажника и с лаем бросилась на него.
— Ну ты, с-с-собака! — крикнул Борька и сильно ударил ее носком ботинка. Она отлетела, заскулив, он подскочил и ударил ее еще раз. Коля оторопело посмотрел на Борьку, бросил велосипед и, сам не понимая, что делает, рванулся к Борьке. Он видел только бледное пятно лица, белесые испуганные глаза навыкате и больше ничего не видел. Он ударил его по лицу, не жалея, вместив в удар всю внезапную ярость. Борька стукнулся головой о косяк, схватился за лицо руками. Коля замахнулся еще раз, но словно кто-то дернул его сзади за руку — он внезапно увидел всего Борьку: на голову меньше его, почти тщедушного по сравнению с ним, жалкого, с воздетыми к лицу руками с надписью на пальцах «Б. О. Р. Я.». Он собрался было повернуться и уйти, как вдруг с удивлением заметил взметнувшуюся ногу этого маленького белобрысого человека. Пах прорезала страшная боль, и он, не переставая еще удивляться, сел, застонав от этой боли. Вовсю лаяла Белка, уже боясь подходить к Борьке. Смерч волок по асфальту громыхающее железо. Борька с размаху пнул Колю в бок, заскочил в подъезд, громко хлопнул дверью.
Коля, не разгибаясь, морщась от боли, пробрался в палисадник, сел спиной к штакетнику, пытаясь продохнуть. В окне первого этажа показалось лицо Тамарки. Она качала головой и улыбалась, прищурив один глаз. Коля, кое-как вздохнув, сгреб горсть земли, швырнул его в окно. Лицо исчезло.
Боль утихла, плечи почувствовали капли дождя. Ветер внезапно кончился. Прошла мать, тяжело дыша, шаркая по асфальту стоптанными туфлями. Сверкнула молния, обдав Колю мертвенно-синим светом. Он хотел заплакать, но слезы не шли, и, мучаясь от судороги в щеках, стремясь как-то избавиться от нее, он неожиданно для себя протянул:
— Ы-ы-ы-ы…
Пугаясь безысходности этого звука, он подавил его в себе, конвульсивно дергая спиной.
Подошла Белка, он взял ее на руки, крепко сжал худое тельце и неожиданно для себя зашептал старые, никогда не приходившие ему после далекого-далекого детства слова заговора, который когда-то пела ему мать: «У собаки заболи, а у Коли заживи…»
Дождичек побрызгал, побрызгал и перестал. Дожди в этих местах бывают не часто.
Сайф Рахимов окончил на родине, в Таджикистане, государственный университет имени В. И. Ленина, работал редактором телевидения.
Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве.
Автор двух книг прозы.
И звезды блестят над тануром
(Повесть)
— Солнце боится ночи!
— Почему, доченька?
— Когда наступает ночь, солнце убегает…
— Солнце сильнее темноты.
— Почему, сынок?
— Когда солнце восходит, темнота исчезает…
— Мама!
Молчание.
— Не могу…
Не могу я поднять тяжелую крышку этого сундука. Статуэтки, человечки мои, и вы не можете помочь мне. Но и сама я виновата: дала вам губы, но не дала голоса. Не сумела я этого сделать, ведь не чародейка я и не колдунья, не знаю волшебных слов!
Читать дальше