Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Я растерянно схватила тетрадь и убежала. Помню, что, не останавливаясь, я бежала до самого общежития…

— Что было, то и было, зачем старое вспоминать?

— Ты написал, что между мною и тобою ничего не было… Но ведь было…

— Допустим, так, но кто об этом знает?..

За нашими воротами послышались звонкие удары лопат и кирок, а через некоторое время раздался глухой звук упавшего на землю столба. Монтажники! Наконец они рядом! Я выскочила на улицу: в это время они подкатывали столб к яме.

— Зачем ты с нами работаешь, не понимаю, — пробурчал один из рабочих, увидев, что Кадыр опять направился ко мне. — Лучше бы устроился в ясли. Пеленки-то можешь стирать? — Он произнес это с очень серьезным видом, но его товарищи рассмеялись.

Кадыр на подтрунивание друзей не обратил внимания, будто ничего не слышал. Он сел на свежую землю, которую только что выбросили из ямы, вынул из кармана сигарету, поднес ее к губам, потряс спичечный коробок и, убедившись, что он пуст, попросил меня:

— Принеси спички.

— Мама, — побежала я к дому, — дай спички, Кадыр просит.

— Возьми спички возле танура. Посмотри, огонь горит в тануре или нет?

— Да, мама, горит.

Кадыр переложил несколько спичек в свою коробку и вернул коробок.

— Почему ты носишь тюбетейку? — поинтересовался он. — Косички у тебя есть? Покажи.

Я сняла тюбетейку, и косички мои рассыпались по плечам.

— Вот это другое дело, — сказал он и напялил мою тюбетейку себе на голову. — Вот ты и на девочку стала похожа. И больше в тюбетейке не ходи, хорошо?

— Хорошо, — повторила я за ним, как эхо. И мне совсем не хотелось ему признаваться, что еще совсем недавно мне очень хотелось быть похожей на мальчика.

— Кадыр-цыган! Куда ты опять провалился, окаянный? Иди сюда скорее, надо столб поднимать.

— Иду! — Тюбетейка все еще была лихо надвинута у него на бровь. Он подошел к рабочим и нахлобучил ее на макушку столба.

— Раз-два, взяли! Еще — взяли!

Монтажники подняли столб. Моя тюбетейка торчала на верхушке. Столб покачивался из стороны в сторону.

Я заплакала, и, услышав мой голос, прибежала мама.

— Тюбетейку мою взял, — наябедничала я.

— Кто взял? — сердито спросила мама.

Я кивнула в сторону Кадыра. Мать посмотрела на него, а он на нее. Оба на мгновенье застыли, не отрывая друг от друга глаз. Потом мама молча отвернулась и опять скрылась во дворе.

— Что тебе за дело до чужих детей! — упрекнул Кадыра тот рабочий, у которого были черные длинные усы и седая голова. — Дай нам спокойно закончить дело и без скандала уйти отсюда.

Кадыр взглянул в мою сторону и, ни слова не говоря, стал подниматься вверх по столбу. У меня замерло сердце. Не знаю, откуда так некстати появляются у меня на глазах слезы.

— Что ты задумал, сумасшедший? — закричал черноусый монтажник.

Но Кадыр, не ответив, молча взбирался вверх.

— Если упадешь, то кости твои будет не собрать! — предостерег его кто-то снизу. В голосе звучала тревога.

Под тяжестью тела Кадыра столб начал раскачиваться, а он знай себе лез, невзирая ни на что. Монтажники уцепились за нижнюю часть столба, пытаясь удержать его в вертикальном положении. Они напуганы мальчишеской выходкой Кадыра. Обильный пот тек по их щекам. Жилы на руках от напряжения вздулись.

— Неужто не мог немного подождать, — не вытерпев, процедил сквозь зубы один из них, — засыпали бы сначала яму землей, укрепили бы столб, тогда и лети до небес!

— Слезешь и убирайся вон! — возмущенно закричал толстопузый мужчина, у которого майка при каждом движении сползала с узких плеч и застревала на животе.

Прохожие наблюдали за непривычным зрелищем.

Несколько крестьян, восседавших на ослах, загруженных вьюками сена, остановились на краю дороги, преградив путь в наш двор. Теперь я никак не могла попасть домой.

— Мама, — закричала я, — Кадыр поднимается на столб! — И тут же зажала рот руками. Ну зачем я вызываю маму?

— Ты меня звала, доченька? — с этими словами мама появилась у ворот. Но еще не услышав моего ответа, она увидела толпу на улице, качающийся столб и будто онемела.

Кадыр поднимался все выше, с большой осторожностью преодолевая пядь за пядью, столб ведь был очень высоким.

По мере того как он поднимался все выше и выше, мое сердце опускалось все ниже и ниже; в глазах людей я, наверное, превратилась в комок земли — ведь это я заплакала из-за какой-то тюбетейки, из-за старой, никому не нужной тюбетейки.

Вдруг монтажники не смогут удержать столб, и Кадыр вместе с ним обрушится на землю? Нет-нет, этого не должно случиться! Я смотрю на маму: она стоит, застыв, как камень.