Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Рядом, запуская двигатели, взвыл самолет, и штурман взглянул в иллюминатор на перрон, на осветительную вышку, на синевший от утреннего неба снег.

— Люди улетают, — обозначил он такой факт, вытащил сигареты и закурил.

Дед оторвался от газеты, тоже взглянул на перрон, а Венька посмотрел на лысину штурмана, на Тамару, на перчатки, которые его раздражали, и сказал:

— Да, улетают! А нам — сиди и жди, пока там перевозки свой гарем соберут и расшевелятся. — Он даже чертыхнулся. — Воруют у нас время. Ни работы, ни жизни! Зимой, казалось бы, полетов меньше и можно пожить, но опять же задержки, то туман, то метель. То полосу не могут почистить. А то бесконечные собрания…

— Что-то ты, Веня, после выходного, — проговорил штурман, не отрываясь от своих бумаг, хрюкнул с довольством, — не это самое…

— А! — перебил его Венька. — Выходной! Был этот выходной да сплыл, а туман вот идет волнами, и жизнь точно так же: влетишь в волну, и накроет она тебя — ни одна инструкция не поможет. Хотя и написано их сотни. Если все выучить, то ни летать, ни жить невозможно. Правда, Дед?

— Жизнь летчика известна, — откликнулся Дед из-за газеты. — Сам говорил.

— Известна, да не всем, — ответил Венька все так же сердито. — Погода припрет, забудешь все, висишь в небе, и закон один — если керосин кончается, то ветер непременно в лоб: так уж старается, чтобы не дотянул ты до полосы. Не правда, что ли? — спросил он Деда. — Вы столько летали, было хоть раз по-другому?

— Раз было, — ответил Дед, защищая ни в чем не повинный ветер. — Помогнул дотянуть.

— Ну, один раз, — разочарованно сказал Венька, — это похоже на исключение. Когда керосин на исходе, ветер должен быть непременно в лоб, а видимость — на пределе. Лучше, если ее вообще нет никакой. Вот это по-нашему. Летишь, нырнешь к земле, а потом пристукнешь ее, бедную, о бетон, чтобы в чувство пришла: сел, значит. Вздохнешь, отпустит тебя, но опять же — заправил баки, подписал задание — и будь добрым, не задерживайся, двигай дальше.

— Это точно, — подтвердил Дед.

А Тамара, все так же глядя на Веньку, вдруг засмеялась и, смутившись от его решительного взгляда, прикрыла лицо рукой.

— Ты чего? — накинулся на нее Венька. — Сама-то за рубль в час болтаешься.

— Я не поэтому, — ответила Тамара весело. — Представила, как вы ее «бедную пристукнете». Однажды я даже юбку порвала при такой посадке.

— На посадке проводники должны занять свободные места и пристегнуться, — строго сказал Венька. — Пора бы знать!

— Точно-то точно, — раздумчиво проговорил штурман, возвращая разговор к старому, — да толку от этой точности, как от козла молока. У нас по-другому не будет.

— Будет, — упрямо возразил Венька, не задумываясь. — Вот когда поймешь, так сразу и будет. Ты один такой остался — бестолковый.

Штурман поглядел на Веньку, на Тамару, как бы прикидывая, какие силы собраны против него и стоит ли ввязываться в драку, и промолчал: спорить, казалось ему, было просто не о чем. Умный человек.

— А летом погода звенит, — продолжил Венька, — и видимость «миллион». Можно бы и поработать, и отдохнуть, конечно. Жить-то как-то надо. Нет, правильно сказал поэт, если не летишь, то долетываешь. Никакой жизни…

— Но у нас же транспорт, — перебила Веньку Тамара. — Наверное, и на железной дороге так же.

— Неужели транспорт? — переспросил ее Венька. — Надо же! Я не знаю, что там на этой дороге, она — железная, а шпалы поперек. А мы в том месяце приперлись на вылет, оказывается, такого рейса вообще не существует. Диспетчер руками разводит, виноватых нет — и отбыли по домам. Три часа убили. Вот тебе и транспорт и дорога твоя. А командиры наши…

— Удивил, — буркнул штурман, продолжая водить карандашом.

— А командиры и в ус не дуют, — закончил фразу Венька. — Поэтому, глядишь, все люди как люди, отпуска берут, в Сочи гоняют. Везешь их туда бледных, оттуда — посправнее, смотришь и понять не можешь — что же это такое? За какие грехи приковали к самолету? Подумаешь так, перегорит в тебе, и трудишься, как каторжный, себя забываешь и даже надеешься на что-то. Вот дурак! Дед, где же смысл?

— Смысла нет, — сразу же ответил Дед, — но есть жизнь.

— У вас еще рейсы короткие, — пожаловалась Тамара. — А мы! Как завезут нас на восток, неделю домой не попадешь.

— А дома дети ждут, — сказал штурман лениво, будто бы рассуждал вслух, — кашки просят.

— У меня нет детей, но дело не в этом.

— Что же ты, Тамара, кольцо нацепила? — не унимался штурман. — Маскируешься?